Вокруг света 1988-12, страница 55кунду, когда решалась его судьба, в мозгу Доббса промелькнуло столько мыслей, что он даже успел удивиться: как это получается, что за иной миг успеваешь вспомнить о такой куче вещей? Как могло случиться, что отказал револьвер? И тут же из подсознания выплыло... Вот он, Доббс, подкрался к спящему Куртину, вытащил его револьвер, из которого потом и стрелял. У Куртина тогда было два револьвера — свой и его, Доббса. Оба они были с именными насечками, и Говард при случае смог бы их опознать, а потому Доббс подбросил револьвер, из которого стрелял, к трупу — это уже когда он вернулся и выстрелил второй раз. А свой собственный револьвер он сунул с самого начала в карман. Если бы кто-нибудь и натолкнулся на тело Куртина, он мог бы предположить, что на того напали и он отстреливался. Револьвер Доббса был другого калибра, и Куртина убили не из него, с этим бы каждый согласился. И лишь об одном забыл Доббс. Взяв свой револьвер, он так его потом и не зарядил: он напрочь забыл, что, отняв у него оружие, Куртин отщелкал все патроны... В ту же секунду Доббс вспомнил о другом оружии. Он стоял рядом с ослом, из тюка которого торчало мачете. Доббс сделал шаг вперед: вооружившись мачете, он, на^ верное, нашел бы время зарядить револьвер — в нагрудном кармане рубахи лежало несколько патронов... Но тут секунда закончилась, и камень попал ему в голову. Доббс видел этот летящий камень, однако не успел вовремя пригнуться, потому что все его мысли были о мачете. Удар камня сбил его с ног. И прежде чем он успел вскочить на ноги, Мигель был уже у мачете, на которое обратил внимание только после импульсивного движения Доббса. Ловким движением он выхватил мачете из длинных кожаных ножен, подскочил к лежащему Доббсу и резким коротким движением отсек ему голову — как бритвой срезал. Не столько испуганные, сколько пораженные случившимся все трое уставились на труп. — Это твоих рук дело, Мигель,— негромко подытожил один из метисов. — Заткнись! — злобно прикрикнул на него Мигель и так резко повернулся, будто собрался убить и его.— Я сам знаю, кто его прикончил, слышишь ты, слабак! Но если это всплывет, вас расстреляют так же, как и меня. Мне тоже есть о чем рассказать жандарму. Если мне не жить, то и за вас я не ответчик. Ослы обычно не имеют такой привычки вмешиваться в дела людей, как, например, собаки; они неторопливо двинулись к дороге. А так как эти животные намного умнее, чем привыкли полагать люди, никогда с ослами дела не имевшие, то и направление они сразу выбрали правильное — прямо на Дуранго. В лихорадочном возбуждении троица совсем забыла об ослах. Метисы занялись тем, что сняли с убитого брюки и сапоги, и двое счастливчиков сразу же надели добычу на себя. Хотя и брюкам, и сапогам цена была грош в базарный день — за последние месяцы им порядком досталось,— по сравнению с отрепьем, в котором ходили бродяги, это были вещи еще на загляденье. Рубашку никто не захотел брать, никто не захотел ее надеть, хотя вместо рубашек на каждом из них было нечто невообразимое; трудно было даже сказать, из чего они состояли, эти рубашки,— из дыр или мелких лоскутьев между дырами. — А почему ты не берешь рубашку, Игнасио? — спросил Мигель, пнув ногой труп, на котором к этому моменту ничего, кроме заношенной рубахи цвета хаки, не осталось. — Дешевка она и застиранная,— ответил Игнасио. — И это говоришь ты, грязный пес! — выругался Мигель.— Да по сравнению с твоей она лучше новой. — Не хочу ее носить,— проговорил Игнасио и отвернулся.— Слишком близко к шее... А почему ты сам не возьмешь?.. — Я? — переспросил Мигель, и его брови поползли вверх.— Я не надену рубашку, которую носил прямо на голом теле такой сукин сын, как этот гринго. Правда же состояла в том, что и для Мигеля рубашка начиналась «слишком близко к шее». Следов крови на ней не было, и тем не менее никто не хотел брать ее. Неясное предчувствие подсказывало каждому из них, что в этой рубашке ему будет не по себе. Чувство это они понять не могли, и объяснение, будто рубашка «слишком близко к шее», каждого из них вполне устраивало. Но именно из-за этого обстоятельства цена ее неизмеримо падала... — У этой сволочи наверняка найдется в тюках что-нибудь и получше,— предположил Игнасио. Мигель тут же прикрикнул на него: — Подождешь, пока я все проверю. Если что будет, потолкуем! — А разве ты наш атаман? — крикнул третий бродяга, который с видом человека незаинтересованного стоял, прислонившись спиной к дереву: при дележке ему достались брюки. — Атаман я или не атаман,— рявкнул Мигель,— а у тебя, Анхель, какие такие заслуги? — Не я ли врезал ему камнем по башке? — заметил Анхель.— Не то ты ни за какие деньги к нему не подступился бы, хвост ты овечий! — Ну да, ты со своим камнем...— насмешливо протянул Мигель.— Это для него все равно что пинок был. А кто из вас, вонючих койотов, осмелился подойти и добить его? Трусы паршивые, вот вы кто! Так знайте же, я мачете смогу и еще раз махнуть! И в третий раз тоже! Мигель повернулся, чтобы осмотреть тюки. И только тут они увидели, что животные куда-то исчезли. — А ну, живее за ослами, не то они дойдут до города и жандармы примчатся сюда по их следам! — крикнул Мигель. Бродяги, не медля ни секунды, пустились вдогонку за исчезнувшим караваном. Бежать пришлось довольно долго, потому что ослы, подобравшие всю траву на месте стоянки и не находившие вдоль дороги никакой зелени, которая удержала бы их, живо трусили в Дуранго. И прошло больше часа, прежде чем караван вернулся в тень деревьев. — Лучше всего нам зарыть этого гринго,— сказал Мигель. — А ты никак вздумал оставить на могилке и бумажку со своей фамилией? — с издевкой в голосе заметил Игнасио.— Не все ли нам равно, найдут ли эту падаль или нет? Он никому не расскажет, с кем повстречался цод конец своей жизни. — Ну и умник же ты, цыпленочек,— сказал Мигель.— Если эту собаку найдут здесь, а у нас — его ослов, песенка наша спета. А если с ослами и остановят, но нигде никакого трупа нет, пусть сперва докажут, что кто-то из нас отправил гринго в ад. Мы, мол, ослов у него купили, было дело. И все в порядке... Так что за работу! И с помощью той же лопаты, которой Доббс собирался закопать Куртина, зарыли его самого. Причем бродяги не очень-то старались: сделали только самое-самое необходимое, предоставив завершить остальное червям. Потом отряхнулись и погнали караван в горы; идти в город они не решились по двум причинам: во-первых, по личным, а во-вторых, потому, что боялись встретиться там с кем-то, кто ждал караван. Вполне возможно, что гринго сказал правду и за ним действительно следовали двое верховых. Спустились сумерки, и в перелеске, где они остановились на ночлег, стало совсем темно. Чтобы не выдать себя, пока они не ушли далеко от места преступления, огня не зажигали. Бродяги развьючили животных, принялись развязывать тюки. Обнаружили еще пару брюк и две пары летних туфель. А потом еще медную и оловянную посуду, не больше чем стакан бобов и пригоршню риса. — Похоже, парень и впрямь был не из богачей,— сказал Игнасио.— И в город торопился по делу. — Денег у него тоже не было,— проворчал Мигель, вывернув тюк, который успел развязать.— В кармане брюк я нашел всего семьдесят сентаво. Вот скотина... Да и шкуры не из лучших. Дошла очередь и до мешочков. — А тут у него что? Песок, нет, правда песок! Хотелось бы знать, зачем он таскал с собой столько песка, причем весь в маленьких мешочках?! — А мне все понятно,— сказал Игнасио, который в сво 53 |