Вокруг света 1989-09, страница 57ум рациональное — пусть даже совершенно неверное — объяснение). Расскажи он мне все сразу, скольких осложнений можно было б избежать. Если хотите разобраться в этой странной, довольно печальной истории, вам нужно представить себе место действия — разрушенную, сумрачную Вену, разделенную на оккупационные зоны четырьмя державами; границы советской, английской, американской и французской зон обозначены только щитами с надписями, а Иннерштадт, окруженный Рингом центр города с его массивными общественными зданиями и горделивыми статуями, находится под контролем всех четырех держав. В этом некогда очаровательном Старом городе каждая держава по очереди, как мы выражаемся, «председательствует» в течение месяца и отвечает за безопасность; тех, у кого хватало глупости допоздна тратить австрийские шиллинги в каком-то из ночных клубов, почти наверняка останавливал международный патруль — четыре человека, по одному от каждой державы, общавшихся друг с другом, если, конечно, они общались, на языке общего врага. Я не бывал в Вене между войнами и слишком молод, чтобы описать старую Вену с музыкой Штрауса и деланно-непринужденным очарованием; для меня это просто город уродливых развалин, в прошлом феврале заснеженных и обледенелых. Дунай представлял собой серую мелкую грязную реку, протекал он по окраине города во второй, советской, зоне, Пратер 1 лежал разрушенным, пустынным, заросшим бурьяном, лишь «колесо обозрения» вращалось над напоминающими брошенные жернова фундаментами каруселей, ржавыми подбитыми танками, которые никто не убирал, и торчащей кое-где из-под неглубокого снега мерзлой травой. У меня не хватает воображения представить, каким этот парк был раньше, точно так же мне трудно вообразить отель Захера не транзитной гостиницей для английских офицеров или увидеть улицу фешенебельных магазинов в Кертнерштрассе, отстроенной лишь до вторых этажей. Промелькнет с винтовкой на ремне русский солдат в меховой шапке, да одетые в пальто люди потягивают за окнами «Старой Вены» суррогатный кофе. Такой в общих чертах была Вена, куда Рол-ло Мартине приехал седьмого февраля прошлого года. Я как мог восстановил эту историю по своим досье и рассказам Мартинса. Насколько от меня зависело, в ней все соответствует истине — я не выдумал ни строчки 1 Остров и Парк на нем. (Здесь и далее примеч. пер.) диалога, однако за память Мартинса ручаться не могу; история неприятная, если исключить из нее женщину; жестокая, печальная и унылая, не будь нелепого эпизода с лектором Британского общества культурных связей. 2 Британский подданный может путешествовать где угодно — при условии, что возьмет с собой не больше пяти английских фунтов, тратить которые за границей запрещено,— но без приглашения Лайма Ролло не пустили бы в Австрию, которая все еще является оккупированной территорией. Лайм предложил Мартинсу «расписать» заботу о международных беженцах, и Мартине согласился, хотя это было не по его части. Поездка давала возможность отдохнуть, а он остро нуждался в отдыхе после инцидентов в Дублине и Амстердаме: свои романы с женщинами Мартине неизменно завершал как «инциденты» — случайности, произошедшие помимо его воли, именуемые у страховых агентов «стихийными бедствиями». По приезде в Вену у него был изможденный вид и привычка оглядываться, поначалу вызвавшая у меня подозрения; потом я понял, что его страшит, как бы внезапно не появился кто-то из, допустим, шести бывших любовниц. Мартине уклончиво сказал мне, что осложнял себе жизнь, то есть выразил то же самое, только другими словами. Что касается того, чем же занимался Ролло Мартине, то по его части были вестерны, дешевые книжицы в бумажных обложках, издаваемые под псевдонимом «Бак Дек-стер». Читателей у него было много, а вот денег мало. Он не смог бы позволить себе путешествие в Вену, если бы Лайм не предложил ему возместить расходы из какого-то точно не названного фонда пропаганды. Кроме того, Лайм обещал снабжать его бонами — единственной валютой, имевшей хождение в английских отелях и клубах. Итак, ровно с пятью бесполезными фунтовыми банкнотами Мартине прибыл в Вену. Во Франкфурте, где самолет из Лондона совершил посадку на час, произошел странный случай. Мартине ел булочку с котлетой в американской столовой (авиалиния снабдила пассажиров шестидесятипятицентовыми талонами на питание), когда человек, в котором он за двадцать футов распознал журналиста, подошел к его столику. — Мистер Декстер? — Да,— ответил застигнутый врасплох Мартине. Ролло Мартине — сочинитель вестернов, никогда в жизни не видевший настоящего ковбоя и не питающий иллюзий относительно художественной ценности собственных книг. Свои «дешевые повестушки» он выпускает под псевдонимом Бак Декстер, что и становится причиной фарсовой ситуации, когда Мартинса принимают за его знаменитого «однофамильца» Бенджамина Декстера. Мартине самонадеянно считает себя мастером шгфиги, но даже его тренированному воображению не снилась ситуация, подобная той, в какую он был ввергнут силою обстоятельств, прибыв в сумрачную Вену по зову своего приятеля по колледжу Гарри Лай ма. Своего главного героя Грин делает отнюдь не идеальным: в его натуре уживаются — и зачастую далеко не мирно — «положительный» Мартине и бесшабашный Ролло. Вот почему подогретые парами виски «мысли его блуждали кругами — от сентиментальности к похоти, от веры к цинизму и обратно». В этом, как и в других произведениях, писателя привлекает «опасная грань вещей», ему особенно интересны для исследования противоречивые характеры, подвергающиеся серьезному испытанию. Как нередко у Грина, в «Третьем» использованы приемы детектива и мелодрамы (линия Мартине — Анна Шмидт), и, как всегда у него, на первый план выступают обжигающие душу нравственные вопросы-. Это главное содержание было бережно сохранено в фильме, хотя на пути к экрану повесть претерпела существенные изменения. Начать с того, что имя Мартинсу дали другое — Холли. Кое-что в процессе работы с Ридом пришлось добавить, кое-что убрать. Так, из сценария был исключен эпизод с попыткой ареста Анны советскими властями по доносу. «Он грозил превратить фильм в пропагандистскую ленту,— поясняет Грин.— А у нас не было намерения будить в людях политические эмоции; мы хотели развлечь их, немного попугать и заставить посмеяться». Все это создателям фильма блестяще удалось: на Каннском фестивале 1949 года «Третьему» был присужден главный приз, и до сих пор он считается одним из лучших достижений английского кинематографа. Успеху картины, помимо мастерства Грэма Грина и Кэрола Рида, немало способствовали приглашение замечательного актера Орсона Уэллса на роль Гарри Лайма и музыка композитора Антона Караса (которого Рид случайно встретил в Вене, когда тот зарабатывал себе на жизнь игрой на гитаре в дешевом кафе). «Ничье досье не бывает полностью собрано, ни одно дело не является окончательно закрытым даже сто лет спустя, когда все его участники мертвы»,— рассуждает в повести многоопытный полковник Каллоуэй. Дело Гарри Лайма, как его представил один из лучших писателей современности, не утратило для нас своего интереса и сегодня, сорок лет спустя. Святослав БЭЛЗА 55 |