Вокруг света 1989-09, страница 60

— Вот именно.

— Потому, что не ощущал боли?

— Тут ему тоже повезло.

Тон мой задел Мартинса больше, чем слова. Он негромко спросил с угрозой — я видел, как его правая рука сжалась в кулак:

— К чему вы клоните?

Нет ни малейшего смысла выказывать физическую храбрость во всех ситуациях. Я отодвинулся со стулом назад, подальше от его кулака.

— Клоню к тому, что у меня в полицейском управлении его дело закончено. Не попади Лайм под машину, он получил бы срок — и очень большой.

— За что?

— Он был один из гнуснейших мошенников в этом городе.

Мой собеседник прикинул расстояние между нами и понял, что меня не достать. Ролло хотелось пустить в ход кулаки, но Мартине был сдержанным, осторожным. Я стал понимать, что Мартине опасен. И усомнился в своей первоначальной оценке: Мартине не казался таким простофилей, какого представлял собой Ролло.

— Вы служите в полиции? — спросил он.

— Да.

— Терпеть не могу полицейских. Все они либо продажные, либо тупые.

— Об этом и пишете в своих книгах?

Мартине постепенно передвигался вместе со стулом вокруг столика, чтобы загородить мне выход. Я переглянулся с официантом, и тот понял меня без слов. Есть смысл проводить беседы всегда в одном и том же баре.

Притворно улыбаясь, Мартине ехидно сказал:

— В книгах мне приходится называть их шерифами.

— Бывали в Америке? — разговор становился пустым.

— Нет. Это допрос?

— Просто любопытство.

— Дело в том, что если Гарри был мошенником, значит, преступник и я. Мы всегда орудовали вместе.

— Мне кажется, Лайм собирался втянуть вас в свою организацию. И не удивлюсь, если вам была уготована роль козла отпущения. Таким был его метод в колледже — судя по вашим словам. Ведь директору кое-что становилось известно.

— Для вас главное закрыть дело, не так ли? Очевидно, велась мелкая торговля бензином, пришить обвинение было некому, и вы свалили все на покойного. Вполне в полицейском духе. Вы, я полагаю, настоящий полицейский?

— Да, из Скотленд-Ярда, однако в армии мне присвоили звание полковника.

Мартине уже находился между мной и дверью, я не мог выйти из-за стола, не приблизившись к нему, потасовок я не люблю, и, кроме того, он выше меня на шесть дюймов.

— Торговля велась не бензином,— сказал я.

— Автопокрышками, сигаретами... Почему бы вам не схватить для разнообразия несколько убийц?

— Можно сказать, что Лайм не чурался и убийств.

Мартине одной рукой опрокинул столик, а другой попытался ударить меня, но спьяну промахнулся. Второй попытки он сделать не успел — мой шофер обхватил его сзади. Я сказал:

— Полегче с ним. Это всего-навсего перепивший писатель.

— Црошу вас, успокойтесь, сэр.— У моего шофера было преувеличенное чувство почтения к представителям того класса, из которого выходят офицеры. Возможно, он назвал бы «сэром» и Лайма.

— Послушайте, черт возьми, Каллаган, или как вас там...

— Каллоуэй. Я англичанин, а не ирландец.

— Я выставлю вас самым большим ослом в Вене. На этого покойника вам не удастся свалить нераскрытые дела.

— Понятно. Хотите найти настоящего преступника? Такое бывает только в ваших книжках.

— Пусть он отпустит меня, Каллаган. Обещаю выставить вас ослом. Получив синяк, вы несколько дней отлежитесь в постели, и все. Когда же я разделаюсь с вами, вам придется удирать из Вены.

Я достал фунта на два бонов и сунул ему в нагрудный карман.

— На сегодняшний вечер этого будет достаточно. Непременно закажите себе билет на завтрашний самолет в Лондон.

— Вы не имеете права выдворять меня.

— Да, но в этом городе, как и в других, нужны деньги. Если обменяете фунты на черном рынке, я в течение суток арестую вас. Пусти его.

Ролло Мартине отряхнулся:

— Спасибо за угощение.

— Не стоит благодарности.

— Рад, что не стоит. Видимо, оно идет по графе служебных расходов?

— Да.

— Встретимся через недельку-другую, когда я соберу сведения.

Было видно, что Мартине не в себе, и поэтому я не принял его всерьез.

— Могу приехать завтра в аэропорт, проводить вас.

— Не тратьте попусту времени. Меня там не будет.

— Пейн проводит вас в отель Захера.

Мартине шагнул в сторону, словно уступая дорогу официанту, и бросился на меня, но я успел отскочить, хотя и споткнулся о поваленный столик. Чтобы не дать ему броситься снова, Пейн ударил его в подбородок. Мартине грохнулся в проход между столиками.

— Вы, кажется, обещали не драться,— заметил я.

Он отер рукавом кровь с губы и сказал:

— О нет, я обещал выставить вас ослом, но не говорил, что заодно не поставлю вам фонаря.

У меня был тяжелый день, и я устал от Ролло Мартинса. Сказав Пейну: «Доведи его до отеля, чтобы с ним ничего не случилось. Если будет вести себя тихо, больше не бей»,— я отвернулся от обоих и направился к внутреннему бару (потому что заслуживал еще рюмки). Пейн почтительно сказал человеку, которого только что сбил с ног.

— Пойдемте, сэр. Это здесь, за углом.

3

О дальнейших событиях я узнал не от Пейна, а от Мартинса, долгое время спустя, восстанавливая цепь событий, которые действительно — хотя и не в том смысле, как рассчитывал он,— подтвердили, что я дурак. Пейн лишь подвел его к столу портье и объяснил: «Этот джентльмен прилетел из Лондона. Полковник Каллоуэй говорит, что он должен получить комнату». После этого сказал Мартинсу: «Всего доброго, сэр», и ушел. Видимо, его смущала разбитая губа Мартинса.

— Вам забронирован номер, сэр? — спросил портье.

— Нет. Не думаю,— приглушенно ответил Мартине, прижимая к губе платок.

— Я подумал, что, возможно, вы мистер Декстер. У нас на неделю заказан номер для мистера Декстера.

Мартине сказал: «Да, это я». Как он рассказывал потом, ему пришло на ум, что Лайм сделал заказ на эту фамилию, потому что для пропагандистских цедей был нужен Бак Декстер, а не Ролло Мартине. Рядом кто-то произнес: «Простите, пожалуйста, мистер Декстер, что вас не встретили у самолета. Моя фамилия Крэббин».

Мистер Крэббин оказался моложавым человеком средних лет с лысиной на макушке и в массивных роговых очках. Извиняющимся тоном он продолжал:

— Один из наших звонил во Франкфурт и узнал, что вы летите сюда. В штабе, как всегда, напутали и телеграфировали, что вы не прибудете. Там что-то говорилось насчет Швеции, но телеграмма была сильно искажена. Получив известие из Франкфурта, я поехал в аэропорт, но разминулся с вами. Вы получили мою записку?

Прижимая платок к губе, Мартине промямлил:

— Да. Что дальше?

— Можно сразу сказать, мистер Декстер, что я очень рад познакомиться с вами.

— Приятно слышать.

— Я с детства считаю вас величайшим романистом нашего века.

II