Вокруг света 1989-12, страница 23

го поселения, задачу заботиться как о материальном, так и о духовном воспитании всех слоев русской колонии. И неудивительно, что супруга Александра Баранова свободно владела местными диалектами индейцев, с которыми была в большой дружбе и которым передала немало полезного в организации производств сугубо женских. Суда, приходившие в Ситку из России, встречали на Американском континенте не диких колонистов, а высококультурных людей.

Помимо свойственного каждому городу естественного интереса к своей истории, есть еще одна причина — вполне реалистическая — обращения Ситки к своему прошлому. В городе не так уж много промышленных предприятий, самое крупное — компания по вылову и обработке морепродуктов. А вот история этого старого русского города, начавшего свое существование почти одновременно с образованием самих Соединенных Штатов Америки, может дать солидные доходы. И дает.

Каждую неделю Ситку посещает 10—11 круизных пассажирских судов, а это несколько тысяч туристов, готовых платить за русское и индейское шоу, за русские и индейские сувениры...

Нам было интересно познакомиться с жизнью и бытом тех русских, что пришли на эти берега почти двести лет назад. Музей Национального Исторического парка расположен на берегу бухты, где в 1804 году произошло сражение между тинклитами и русскими. Здесь ведется сегодня серьезная исследовательская работа и одновременно реставрация археологических находок. На территории музея-парка находятся дом русского архиепископа Вениаминова, человека высокообразованного, приложившего немало сил и терпения в просвещении местного населения, и храм святого Николая — покровителя моряков. И по сей день здесь хранятся редкие иконы, в том числе икона канонизированного Петра Великого, редкая по красоте икона Божьей Матери, набранная перламутром, и Святого Николая в национальном алеутском одеянии. Храм святого Николая по-прежнему объединяет тех, кто исповедует христианскую религию, пришедшую на эти берега вместе с русскими.

Дом священника, построенный в 1842 году,— памятник быта русских. До самых тесаных бревен оголена стена, вернее, часть стены, чтобы показать посетителям, каким способом русские строили свои дома. Изразцы и обои, сделанные сегодняшними умельцами, как близнецы, повторяют все детали оригиналов. При реставрации дома были обнаружены... письма, да, да,— именно письма, которые приходили в эти места через полгода, а то и через несколько лет после отправки из России и из-за дефицита бумаги становились материалом для утепле

ния жилья. Их-то и обнаружили под старыми обоями.

— Это ведь сохранить нужно,— заволновался Геннадий Силантьев, увидев в стене одной из комнат несколько писем,— реставрационные работы здесь еще продолжались.— Ценность-то какая! Мир ушедших в небытие людей...

Впечатлительная натура нашего археолога-историка требовала немедленных действий, и, выскочив в соседнюю комйату, он через минуту притянул за руку удивленного служителя музея, молодого мужчину, и начал торопливо объяснять ему:

— Это надо немедленно спасти... Эти письма, понимаете,' письма... Это ведь ценность.

Выслушав, служитель заулыбался:

— Не волнуйтесь. Это специально оставлено, как и стена на первом этаже, чтобы было видно, как русские создавали свой уют... А тексты писем уже пересняты и находятся в обработке. Мы ничего не потеряли...

В свой первый вечер в Ситке мы не успели передать горожанам все, что привезли с собой. И потому спустя время снова пришли в музей Изабеллы Миллер. Было воскресенье, десять часов утра, и в. музее оказалось лишь два посетителя и дежурная. Однако, минут через пятнадцать-двадцать, мы составляли перечень подарков, фотографий, книг и кое-каких находок с острова Беринга, в зале музея уже собрались активисты Исторического общества Ситки во главе с его вице-президентом Ричардом Гриффином и репортеры «Дейли Ситка Сентиннел». А уже на другой день в музее была оформлена экспозиция из наших подарков.

И все-таки, что же более всего осталось в памяти от посещения Русской Америки? Не лукавя, скажу — встречи с теми, кто сегодня живет в бывшем Ново-Архангельске.

Наша поездка на остров к Варре-ну Христиансену вначале привлекала тем, что в программе значилось: встреча с членами Клуба международных связей «Ротари».

В тот вечер шел дождь, единственный дождь за дни нашего пребывания в Ситке, и поэтому отправились мы лишь вдесятером: молодежь в тот день ездила на Лебединое озеро, а вечером собиралась идти на танцы.

И вот уже мы на небольшом острове, куда добирались с приключениями: мотор на нашем катере, которым управлял Варрен, отказал — лопнул ремень привода, и последние метры мы шли на веслах мимо плавучего дома, подобного тому, в котором жили герои Фенимора Купера.

— Варрен стал отшельником лет 15 назад,— рассказывал Джой Ашби, председатель местного общества «Знать все».— Все эти годы он живет здесь, отвлекаясь лишь на ред

кие дела по юриспруденции, да еще, если приезжает кто-либо из путешественников, как, скажем, Жак-Ив Кусто. И то старается встречаться с гостями здесь, на острове.

Остров отдален от центра Ситки на семь с половиной миль и находится в бухте Джеймстаун с ее южной стороны. В метре от дома Вар-рена — вековые сосны, непроходимый кустарник и звенящая тишина...

Палтус в кляре, которым угощал нас хозяин дома, был великолепен. Готовил его сам Варрен.

Взаимные вопросы, горячие споры —и вдруг...

— Я был в вашей стране. Но более сорока лет назад...

Варрен ненадолго оставил нас и вернулся с небольшой фотографией.

— Вот он, мой конь...

На снимке был бомбардировщик В-51 в полете. Чуть-чуть завалйвший-ся на левое крыло.

— Мы базировались в Алжире... А на задание летали через Киёв. Тогда ваши войска уже освободили этот город, и мы пополняли там запасы топлива, чтобы без дозаправки можно было возвратиться на киевский аэродром... Бомбили позиции немцев в Польше, Чехословакии... Мы крепко дружили тогда...

Вернувшись домой в Соединенные Штаты, Варрен оставил службу в армии, занялся юридической практикой, спустя какое-то время уединился на этом островке, приезжать куда без его разрешения может лишь приемная дочь — черноглазая молодая женщина, носившая грузинскую фамилию Палиашвили.

Тот вечер и разговоры в доме Вар-рена Христиансена надолго остались в памяти, как, впрочем, и встречи с мадам Феодосией на борту нашей яхты.

Мадам Феодосия появлялась на яхте каждый день. Обычно она подходила к яхте сама, Сэм, слуга-мексиканец, лишь поддерживал ее, но чувствовалось, что каждый шаг этой пожилой полной женщине давался с трудом. Дважды Сэм проносил ее на руках и осторожно, с любовью усаживал на диван в салоне, а сам оставался рядом и с интересом (с трудом, по-видимому, осваивая смесь-русского с английским) вслушивался в разговоры.

Из русских слов Феодосия помнила лишь десяток: здравствуйте, спасибо, борщ... А потому говорила она со всеми по-английски, рассказывая о своей жизни в Америке, с гордостью называя имена дедов и бабушек: Макар и Архип, Елизавета, Настасья...

Американцы приходили к нам на яхту и утром, и днем, и вечером: и не только чтобы посмотреть на «сумасшедших русских», как называли нас за переход на яхтах через залив Аляска местные журналисты, но и чтобы помочь нам.

Диана и Раббека, например, стали постоянными переводчиками и гидами для наших молодых ребят: они были почти одного возраста с

21