Вокруг света 1989-12, страница 27поближе узнать их жизнь: как они гнездятся, кормятся, выводят потомство. Со временем мое увлечение орнитологией заразило и мужа. Сознание, что мы вносим вклад в изучение, а следовательно, и сохранение очень нуждающихся в защите антарктических птичьих базаров и лежбищ ластоногих, заставляет относиться к делу со всей серьезностью. Природной лабораторией супругов Понсе стал остров Южная Георгия. Этот скалистый осколок суши в полярных водах может служить поучительной иллюстрацией тогоу к чему приводят экологические ошибки. Открытие капитаном Куком Южной Георгии обернулось трагедией для его первозданной фауны. Первыми сюда нахлынули охотники на котиков, добывавшие их в таком количестве, что к середине прошлого столетия беззащитные ластоногие оказались на грани полного уничтожения. Потом появились китобои, избравшие остров местом стоянки своих судов. Сами они угрозы для птичьих базаров не представляли, но на берег перебрались корабельные крысы. В отсутствие естественных врагов эти маленькие хищники размножались в таком огромном количестве, что стали опустошать гнездовья птиц. После того, как запретили котиковый и китовый промыслы, в результате энергичных мер, принятых против хвостатых мародеров, непосредственная опасность для животного мира Южной Георгии сейчас в основном ликвидирована. Поголовье котиков и морских слонов восстановилось, чего, увы, нельзя сказать о птицах и тем более о китах. Но человек по-прежнему упорствует в своих ошибках. На сей раз угроза подкралась со стороны пищевой цепочки, обеспечивающей существование пернатых и ластоногих. Поэтому важно выяснить, как сказывается на них растущий вылов в окрестных водах криля, рыбы и кальмаров. Не повлечет ли он за собой новую катастрофу? Пока это, к сожалению, не известно. Но ведь главное — не доводить дело до катастрофы, чтобы потом не бросаться спасать то, что зачастую спасти уже невозможно. Лишь систематические наблюдения за ластоногими и птичьим населением Южной Георгии, которые ведутся супругами Понсе совместно с английскими учеными, живущими на острове, помогут дать ответы на все эти вопросы. И снова строки очерка Салли Понсе. С рассветом ветер стихает. Пока не налетел новый шквал и не пригнал обломки айсбергов, можно спуститься вниз погреться и немного отдохнуть. Я надежно закрепляю руль, останавливаю машину и, балансируя на скользкой обледеневшей палубе, направляюсь к люку. В штурманской рубке, как мы называем тесный закуток под рулевым мостиком, прежде всего бросаю взгляд на компас и экран радара. Все в порядке: береговая линия Южной Георгии там, где и дол жна быть — в полумиле по правому борту. Оставив дверь открытой, чтобы видеть экран, прохожу в кают-компанию. Осторожно снимаю зюйдвестку, ветровку, перчатки и кладу в сушилку. Мои мужчины спят, и я стараюсь не потревожить их. Впрочем, такие предосторожности скорее всего излишни. Джером настолько устал во время перехода с Фолклендов, что его из пушки не разбудишь. Сыновья вообще встают только к завтраку. А наш гость альпинист Кристиан де Марлив по прозвищу Кузнечик, по его словам, прекрасно спит даже на скальной полке, когда рядом сходят снежные лавины. Он отправился с нами, чтобы полазать по горам Южной Георгии, а в свободное время обещал присматривать за детьми. Первое, что мы обычно делаем после вахты, так это наливаем кружку обжигающего, черного, как деготь, чая. Поэтому на низенькой пузатой печке все время стоит чайник. После палубы, где свирепствует колючий ледяной ветер, кают-компа-ния кажется раем. Потягивая чай, блаженствую в тепле, не забывая поглядывать на экран радара. Шхуну слегка покачивает, а глухие удары бьющихся о борт волн напоминают отдаленный рокот африканских тамтамов. Да, жаль, что мы не в Африке. Моим сорванцам там наверняка понравилось бы больше. Между прочим, иногда мне говорят, что мы не вправе лишать их Детства. Но ведь никто этого и не делает, хотя детство у них действительно не совсем обычное. Во-первых, все 24 часа в сутки они проводят с родителями, даже если те занимаются своей работой. Во-вторых, везде и всегда у ребят есть теплый и уютный дом. Именно так наши сыновья воспринимают не только ферму, но и шхуну. В-третьих, нельзя сказать, что они растут дикарями. Им знакомы шумные, многолюдные улицы больших городов, но привычнее колонии пингвинов и лежбища котиков. Наконец, они знают не с чужих слов, а по собственному опыту, что такое холод Антарктиды и теплое гостеприимство на полярных станциях. И я считаю все это куда более нужным и важным, чем комфорт и развлечения, которыми может похвастаться «цивилизованное общество». Прежде чем подняться на палубу, я подхожу к мальчикам поправить сбившиеся одеяла. Тут же Джером встревоженно поднимает голову: — Как наверху? — Все в порядке. Скоро светает, а пока спи. Если кают-компания рай, то мостик — настоящий ад. Ледяной ветер набрасывается на меня с удвоенной силой, обжигая лицо. Заметно посветлело. Я запускаю машину, отвязываю штурвал и даю самый малый вперед, стараясь выдерживать курс строго на юг. О борт противно скрежещет битый лед, на шхуне он неопарен, а большие айсберги в непосредст венной близости от берега не встречаются. Сзади на палубу ложатся отблески света из открывшегося люка, и ко мне подходит Джером. В серых утренних сумерках постепенно проступает темная громада. Это 500-футовые отвесные скалы Птичьего острова. На его южной стороне есть удобная якорная стоянка — неболыцая бухточка в кольце поросших низкорослым кустарником холмов, где гнездятся птицы. Кстати, как нам удалось установить, эта чахлая растительность пришлась по вкусу крысам. Так что теперь они наносят двойной вред: разоряют птичьи гнезда и лишают пернатых растительной подкормки. Сейчас этой проблемой занялись шестеро английских ученых, обосновавшихся на острове. С большинством из них мы познакомились в 1985 году, когда участвовали в учете поголовья морских слонов. Два месяца англичане жили на «Дамьене II» и безбожно баловали наших сыновей, ставших их любимцами. Когда ученые возвращались на шхуну, то буквально валились с ног от усталости и все-таки находили силы, чтобы часок-другой повозиться с ребятами. Тогда мы обошли весь остров, полагаясь больше на зоркость впередсмотрящего и эхолот, чем на навигационные карты; десятки раз высаживались на берег возле лежбищ, хотя волны прибоя порой достигали 30-футовой высоты. Несладко приходилось и во время ночных стоянок, когда под ураганными порывами ветра даже два якоря не могли удержать «Дамьен II» и приходилось отрабатывать машиной, чтобы ее не выбросило на рифы. Впрочем, были и чудесные минуты, например, когда мы наблюдали за играми глянцево блестящих гигантских тел, поднимавших ластами целые фонтаны черного песка. А главное — в конце сезона мы могли с уверенностью сказать, что на Южной Георгии обитает 360 тысяч морских слонов. Мои воспоминания прерывает голос мужа: — Я думал, мы миль на двадцать южнее. А раз мы здесь, может быть, навестим наших друзей? — предлагает он, заранее зная, что ради ребят я охотно соглашусь на незапланированный визит. — Не возражаю. Тем более, что мы поспеем как раз к завтраку и мне не придется заниматься готовкой. Джером встает к штурвалу и осторожно ведет «Дамьен II» узким проливом, отделяющим Птичий остров (от Южной Георгии. По обе стороны шхуны оранжево-черными мячиками выскакивают из воды и вновь ныряют пингвины, а на глыбах льда и береговом пляже греются под низким полярным солнцем тысячи котиков. Заглушая шум прибоя, с птичьих базаров доносятся пронзительные крики альбатросов, бакланов, качурок. А впереди, в нескольких метрах от бушприта, словно указывая путь, летит стайка капских буревестников. Вот 25 |