Вокруг света 1990-06, страница 36множество цветов-эндемиков. Под напором человека исчезают звери и птицы — фазаны, куропатки. Из-за порубок в верховьях ущелий свирепеют потоки. За одну только ночь сель не оставит и следа от сада полковника Барсукова. Крестьяне, не задумываясь о последствиях, валят вековые деревья: липу — чтобы достать мед диких пчел, каштан, чтобы из обрубков ствола сделать чашечки. Скот объедает молодые деревца. Низовые пожары уничтожают лес. В 1889 году, за двадцать с лишним лет до создания при Императорском Русском Географическом обществе Природоохранительной Комиссии, Млокосевич пишет письмо министру А. А. Штрауху: «Я здешний старожил и вижу, что делается, помню, что было, знаю, что есть, и представляю, что будет. Я вижу грустную картину скорого будущего, как здешние оазисы редчайшей жизни превратятся в скучнейшие пустыни и целые страницы интереснейшей зоологии погибнут для потомства навсегда». Млокосевич обращается к видным ученым страны, выступает в печати с призывами организовать «строго заповедные участки». В борьбе за жизнь Лагодехского ущелья Млокосевич находит единомышленников — научного сотрудника Тифлисского ботанического сада Д. И. Сосновского и профессора Юрьевского университета Н. И. Кузнецова. Отцу помогает и дочь Анна, работающая в Петербургском зоологическом институте. До воплощения своей мечты Млокосевич не дожил трех лет. Но Н. И. Кузнецов довел дело своего лагодехского друга до конца: в 1912 году Лагодехское и соседнее с ним Анцальское (сейчас — Шром-ское) ущелья образовали государственный заповедник Российской империи площадью 3500 гектаров. Возрастающая известность Млокосевича, его титулы и награды вызывали, как и в далекой юности, злость обывателя. На этот раз она была беспощадной. Недалеко от дома солдаты надругались над его дочерью Люсей, тихой, застенчивой девушкой, и убили, забросав ее увесистыми камнями чистой речки Лагодех-ор. Чуть позже неизвестные лишили жизни его верную подругу, старушку жену... На фотографиях той поры у Млокосевича в глазах читается ничем не прикрытая боль, недоумение и мучительное желание понять: «За что?» Но он не озлобился. Как и прежде, видел выход в одном — делать людям добро. — Когда заболел один чородин-ский чабан, Млокосевич привез ему чеснока, хинина и водки. Целые сутки просидел над больным, пока тому не стало легче. В 16 лет заболел чахоткой мой отец,— рассказывает Омар,— так он немедленно отправил его в Тбилиси, в больницу... Мы сидим за столом в доме Омара. Возле печки с духогъ-м отделением, похожей на «буржуйку», хлопочет его жена Патимат. Через полчаса на столе уже пылает жаром чэд — хлеб из кислого теста и вкусные, напоминающие грузинские хачапури, лепешки с творогом — сулчэд. Масло пахнет альпийскими цветами. Поблагодарив Патимат за угощение, мы вышли в село. Каменистая, вымытая дождями улица ведет к школе. Не хуже школы выглядят и дома чородинцев. Такие же капитальные. А ведь в Чороде нет строительных материалов. Все — гвозди, цемент, камень, лес, включая тяжеленные балки, черепица — доставляется в село лошадьми. На улице мы знакомились с чоро-динцами, показывали им портрет Млокосевича. Фотографию наши собеседники видели впервые, но, узнав, что на снимке изображен «Старши-лесничи», оживлялись и начинали припоминать рассказы своих предков. 98-летняя Пирдас Омарова единственная, кто смог бы узнать Млокосевича на снимке, но ей уже отказали глаза. Зато она хорошо помнит свою юность и те годы, когда в их аул приезжал невысокий старик с белой окладистой бородой. — Все его считали русским,— говорит она,— и, не зная русского языка, думали, что «Старшилесничи»— это имя. В Чороду он привозил платья, платки и дарил их женщинам, мужчинам привозил пули и порох. У него был фотоаппарат, и он все время снимал наших людей, дома, костюмы, праздники. Зимой Старшилесничи разрешал нам пасти овец внизу, в долине, как умер, это все сразу запретили... Когда на берегу Джурмут-оры умирал Млокосевич, Пирдас Омарова носила ему пищу. Сбегала с горы в ущелье, где стояла палатка русских, и ставила возле нее сулчэд, мясо и айран. Помнит, как опустел аул, когда все мужчины отправились в Лагодехи, чтобы проводить своего друга в последний путь. — Младшие считали его за отца, старшие — за брата,— говорит Магомед Мусаев, чей дедушка, как и дедушка Омара, был близким другом Млокосевича.— Смотрите, сколько лет прошло с тех пор, а его помнит все село, хотя никто, кроме Пирдас, никогда его не видел... Мы спустились из села в ущелье Джурмут-оры и пошли грунтовой дорогой вверх. Следуя за Омаром, прошли около двухсот метров и оказались на зеленой лужайке по правому берегу реки, недалеко от водяной мельницы. Лужайка была тем местом, «куда люди приходят умирать». На лужайке лежала небольшая груда камней. Омар взобрался на камни и сказал: «Палатка стояла вот здесь!» — На этом месте,— добавчл Омар,— я поставлю Млокосевичу памятник. Свое слово он сдержал. г. Лагодехи, Грузинская ССР Владимир БАРДИН Фото автора «Все районы Антарктики, включая все станции, установки и оборудование в этих районах, а также все морские и воздушные суда в пунктах разгрузки и погрузки груза или персонала в Антарктике, всегда открыты для инспекции...» Из статьи 7-й Договора об Антарктике В Антарктиде наступила весна — пора, особо благоприятная для полетов. Туда на летные испытания отправился новый экспериментальный самолет Ан-74. На его борту — первая советская антарктическая инспекция: восемь специалистов во главе с заместителем председателя Госкомгидромета СССР Артуром Николаевичем Чилингаровым. Нам предстоит за очень короткий срок ознакомиться с более чем полутора десятком станций многих государств и проверить, как соблюдаются положения Договора об Антарктике, объявленной, как известно, зоной международного научного сотрудничества. Особо интересовали нас вопросы охраны антарктической природы. Советской станции Беллинсгаузен уже больше двадцати лет. Когда она строилась, вокруг было пустынно, а потом словно магнитом потянуло сюда исследователей разных стран. Сейчас на берегах острова Кинг-Джордж, центральная часть которого занята ледником, едва ли не в каждой бухте — полярные станции Рядом с Беллинсгаузеном, через ручей, который оживает только в летнее время,— большой поселок чилийцев. В нем есть даже семейные коттеджи. В двух соседних бухтах обосновались китайские и уругвайские полярники. Напротив, через пролив, в бинокль можно разглядеть красные домики экспедиции Южной Кореи, построенные совсем недавно. А если развернуть карту острова, найдешь на ней станции Аргентины, Польши, Бразилии. Такое внимание к острову объясняется близостью 34
|