Вокруг света 1990-08, страница 39воспользоваться; другие принялись рубить его кобылу мечами и отсекли голову от шеи так, что она висела только на коже». Отступая, индейцы забрали мертвую лошадь с собой и «расчленили, дабы выставить на обозрение во всех тласкаланских городах. Они принесли в дар идолам ее копыта, красную фламандскую шапку и два письма с просьбами о мире, которые мы им прежде посылали». Как в этом, так и в последующих боях любая оценка числа убитых тласка-ланцев, вероятно, может основываться только на догадках, поскольку индейцы неизменно уносили своих павших с поля битвы. Однако впоследствии выяснилось, что было убито восемь их военных вождей. Следующее крупное сражение разыгралось 5 сентября. «Мы вышли из лагеря под развернутым знаменем, четверо наших охраняли знаменосца,— пишет Диас.— Не пройдя и полумили, мы увидели в полях полчища воинов в высоких плюмажах и с кокардами и услышали пронзительные звуки рожков и труб». Кортес утверждал в своих письмах королю, что индейцев было 139 тысяч. Битва развернулась на равнине длиной около шести миль, где и конница, и артиллерия представляли смертельную опасность. Бездарно предводительствуемые тласкаланцы атаковали гуртом, и артиллерия косила их, как траву, а получившие боевую закалку испанские солдаты врывались в бестолковую толпу неприятеля подобно римским легионерам. Мощная закованная в броню конница особенно сокрушительна, когда она преследует противника, однако у испанцев осталось всего дюжина лошадей, и победу Кортесу принесли острые клинки пехотинцев. Кроме того, на этот раз в стане тласкаланцев произошел раскол: двое военачальников Хокотен-катля отказались выступить вместе с ним. В итоге четырехчасовая битва завершилась полным разгромом. Однако к концу ее были ранены все лошади испанцев. «Мы вознесли благодарность всевышнему»,— пишет Берналь Диас. И неудивительно, коль скоро испанцы потеряли всего одного солдата, хотя шестьдесят было ранено. Но раны не волновали конкистадоров. Тласкаланцы тоже быстро постигали науку. Впоследствии они нападали небольшими отрядами, которые состязались между собой за честь пленить живого испанца. Но окрестные вожди уже начинали приходить в лагерь с мирными предложениями. Спустя два дня после битвы в лагере появились пятьдесят индейцев. Они смешались с солдатами и стали предлагать им в дар пищу — в основном плоские лепешки из кукурузной муки, индеек и вишни. Кортеса предупредили, что это шпионы, да он и сам заметил, сколь живо эти люди интересуются расположением оборонительных постов, и приказал схватить их. На допросе они признались, что пришли на разведку с целью'подго товить ночное нападение. Отрубив им кисти рук, Кортес отправил всех до единого обратно в Тласкалу и стал готовиться к отражению атаки. Ночью лагерь штурмовали примерно десять тысяч воинов, начавших на закате солнца спускаться с близлежащих холмов. Жрецы убедили Хи-котенкатля, что по ночам доблесть оставляет испанцев. На его беду это не соответствовало действительности: Кортес вывел свое войско на простор кукурузных полей, где и встретил индейцев. Луна уже успела подняться, и тласкаланцы, непривычные к ночному бою, были быстро разгромлены. Тласкаланская кампания завершилась, поскольку вождь не только заверил испанцев в вечной дружбе, пригласив их вступить в город; но и с горечью пожаловался им на постоянный гнет Монтесумы. Ничего лучшего Кортес и желать не мог, потому что в его лагерь как раз явилось еще одно посольство от Монтесумы — шесть вождей со свитой из двухсот человек, которые принесли в подарок Кортесу золото, поздравления с победой и, что куда важнее, весть о том, что Монтесума готов не только стать вассалом испанского короля, но и платить ежегодную дань при условии, что испанцы не вступят в Мехико. Это была одновременно и взятка, и сделка. Таким образом, Кортес получил возможность вести тонкую игру. Он все еще не доверял тласкаланцам и признавал, что «продолжал обхаживать и тех и других, тайком благодаря каждую сторону за совет и делая вид, будто испытывает к Монтесуме более теплые чувства, нежели к тласкаланцам и наоборот». Вступив в Тласкалу, Кортес не только завоевал город с приблизительно тридцатитысячным населением, но и весь округ, «девяносто лиг в окружности», поскольку Тлас-кала была столицей страны, которую, используя политическую терминологию, можно было назвать республикой. Сам город, по словам Кортеса, «более крупный, чем Гранада, и гораздо лучше укрепленный», лежал в низине среди холмов, а некоторые храмы стояли в окружавших столицу горах. Город кишел людьми: на «теулес» — так индейцы называли конкистадоров — пришли смотреть со всей округи. Дабы заручиться дружбой испанцев, вожди предложили им заложников, а для ее укрепления — пятерых девственниц, своих дочерей. Но низвергнуть своих идолов или положить конец жертвоприношениям они не пожелали. В Тласкале Кортес собрал немало сведений о мексиканской столице и о самих мексиканцам. Тласкаланцы могли сообщить ему, сколько подъемных мостов на дамбах и даже какова глубина озера. Более того, они оценили численность мексиканских армий одного только Монтесумы в 150 тысяч воинов. Тласкаланцы были уверены в том, что испанцы — их единственная надежда в борьбе против Монтесумы, и Кортес получил поддержку всей страны. А это был действительно сильный союзник, который ухитрялся долгие годы сохранять независимость. За спиной Кортеса до самой базы на побережье теперь простиралась дружественная территория. Солдаты хорошо это понимали, но и они наслушались рассказов о могуществе Монтесумы. Они видели клетки, насквозь пропитавшиеся кровью принесенных в жертву, и хорошо представляли себе свою участь в том случае, если их захватят врасплох. А после схваток с индейцами у них не осталось никаких иллюзий относительно того, что произойдет, если тласкаланцы окажутся изменниками или если их бросят другие союзники. Во всех имеющихся письменных источниках победы Кортеса относят на счет всевышнего и мощи испанского оружия, и это естественно. Однако, судя по общему настрою тех, кто силой и наглостью проложил себе путь от побережья в глубь страны, видно, что они понимали: стоит остаться без поддержки союзников, и их тотчас же уничтожат. Многие испанцы уже испили свою чашу и хотели только одного — вернуться в Веракрус, где можно построить корабль и отправиться за подкреплением на Кубу. Выдвигаемый ими довод звучал весьма разумно: их слишком мало, и столкновение с военной мощью Монтесумы — задача непосильная для небольшого отряда. Неизвестно, какие мысли и сомнения терзали самого Кортеса: он всегда тщательно скрывал свои чувства. Но известно, что он непременно учитывал желания людей и не предпринимал никаких важных шагов, если не располагал их добровольной поддержкой. Умение быть вожаком по общему согласию, уходящее корнями в испанскую историю, в историю путешествий и саму атмосферу Нового Света, было одним из тех качеств Кортеса, которые делали его выдающейся личностью. Пристыдив солдат и добившись готовности следовать за ним, Кортес опять оказался перед выбором пути. Теночтитлан лежал точно на западе. Пойти напрямик или отправиться через Чолулу, как советовали послы Монтесумы? Тласкаланцы мрачно предрекли ему западню в Чолуле, предупредили, что Монтесуме доверять нельзя и что его войско будет караулить испанцев в засаде, чтобы уничтожить. Пока Кортес ломал голову, пришло еще одно посольство от Монтесумы, четыре вождя с дарами — золотыми украшениями на две тысячи песо. Они, в свою очередь, предупредили Кортеса, что тласкаланцы выжидают удобного момента, чтобы перебить и ограбить испанцев. Это была столь очевидная попытка вбить клин между ним и его новыми союзниками, что Кортес оставил предостережение без внимания. 37
|