Вокруг света 1991-02, страница 55
дительное предположение: возможно мой уклон влево каким-то образом связан с моей политической платформой?! Предлагаю немедленно заменить себя на своем посту, поставив кого-нибудь «поправее». Однако это предложение не находит поддержки, претендентов на это почетное место нет. Мне остается только вносить небольшую коррекцию, учитывая свой левацкий уклон... Используя три дня приличной погоды, выходим к горе Рекс, где находится 7-й склад с продовольствием. Весь день — сильный встречный ветер, метель и мороз. Идти впереди трудно, я не могу использовать горнолыжные очки, потому что в них мне не видно компаса, в результате — обморожение правой щеки. Однако иду до конца дня. Оборачиваясь порой, вижу, как ребята, глубоко надвинув капюшоны и спрятав лица под масками и очками, даже не смотрят вперед. Трудный день. Вечером в палатке Этьенн совершенно неожиданно признается мне: «Знаешь, я весь день шел и боялся, что ты попросишь замены и мне придется идти впереди». Откровенность этого признания меня очень удивила, во всяком случае, я бы, наверное, не смог признаться кому-то в чем-то подобном. 14 октября первая вынужденная остановка за последние 12 дней. Очень жесткая погода, ветер 20 метров, температура минус 38 градусов. Совсем плох Тим — опытная сильная собака из упряжки Уилла, побывавшая с ним на Северном полюсе. Тим так и не смог до конца избавиться от последствий той злосчастной сентябрьской пурги, когда ветер, мороз и снег превратили шкуры собак в снежные панцири. Выкусывая снег из шерсти, Тим вместе со снегом выкусил большую часть шерсти на всех четырех лапах с внутренней стороны, обнажилась кожа, и теперь собака мерзнет, теряет силы на глазах, особенно в такую жестокую погоду. Чуть по легче, но тоже тяжелое положение у Спиннера — собаки Джефа. Они с Тимом очень похожи внешне, оба угольно-черной масти, небольшие и короткошерстные, им труднее переносить холода. Они уже не работают в упряжках, Спиннер едет на нартах, Тим просто бежит рядом; на ночь укрываем их парками и кладем спать в большие картонные коробки из-под корма. Как назло, последующая неделя самая холодная за все время, температура утром и вечером стабильно держится на 40-градусной отметке. Ветер и белая мгла срывают все наши попытки вызвать самолет. Состояние Тима внушает тревогу, а тут еще, в довершение всего, вдруг пропадает радиосвязь, нас никто не слышит. Единственной тоненькой ниточкой, связывающей нас с внешним миром, остается спутниковый канал связи, по которому мы можем передавать сообщения длиной в 32 буквы. Одно из этих сообщений, переданное Жаном Луи в это время, содержало всего одиннадцать букв: «Замерзли кости!..» Весьма точно определил он наше состояние. В тот же день мы попадаем в зону сильнейших застругов. Высотой до полуметра, хаотично расположенные твердые снежные гребни, абсолютно неразличимые, вынуждают нас отказаться от лыж. Идем спотыкаясь и падая. Порой возникает желание, как сказал мне после Этьенн, сломать ногу на каком-нибудь бугре и отдохнуть от всего этого кошмара где-нибудь в тихом госпитале, на мягкой теплой и белой постели... По нашим расчетам мы должны были прийти на станцию Сайпл 20 октября. Это одна из старейших американских исследовательских станций, законсервированная два года назад Этот день мог бы стать для нас знаменательным, так как именно станция Сайпл являлась конечной точкой нашего 86-дневного путешествия по Антарктическому полуострову. Далее мы должны были повернуть к юго-востоку и начать пологий подъем на Антарктическое плато с его более устойчивой и надежной погодой. Надо ли говорить, как мы ждали этого момента, справедливо считая, что непогоды с нас уже достаточно. В тот день утром, перед выходом, ко мне подходит Джеф и говорит: «Если через 23 мили мы увидим станцию, то будем считать, что комбинация — компас, колесо и «пойнтмен»— вполне может составить конкуренцию «Аргосу», и ты лично, как одно из важнейших звеньев этой комбинации, получишь награду Британского клуба любителей традиционной навигации, членом президиума которого я являюсь!» Все это было заманчиво, но, несмотря на все мои старания придерживаться заданного курса, ни через 20, ни через 23, ни даже через 34 мили станции мы не обнаружили. До самого горизонта вокруг на леднике были только безмолвные и однообразные гребни застругов, похожие на мгновенно замерзшую поверхность взволнованного моря. Мы остановились. Джеф взобрался на нарты и стал рассматривать горизонт в бинокль, минут через пять он спрыгивает и говорит, что ничего не видно. Этьенн, наш маленький, настойчивый Этьенн, никак не хочет смириться с этим. Он молча берет бинокль у Джефа, вскарабкивается на нарты и смотрит очень внимательно, причем только в правую сторону горизонта, уверенный, что «пойнтмен» не смог за неделю избавиться от своего левацкого уклона. Изучение горизонта длится долго, я уже начинаю терять терпение, потому что мне никак не справиться с палаткой одному, без моего напарника. Джеф уже начинает распрягать собак, и как раз в это время мы слышим торжествующий крик нашего наблюдателя: «База! Я вижу базу!» Не могу сказать, чтобы это открытие вызвало у меня особый энтузиазм, да, я думаю, и у остальных тоже, поскольку до базы надо было еще идти, к тому же мы уже начали готовить здесь ночлег... Обернувшись в сторону, куда указывала рука чрезвычайно гордого собой нашего «Бонапарта», мы все невооруженным глазом увидели антенны станции. Да! Это была станция Сайпл. Нам потребовалось три с половиной часа, чтобы преодолеть 8 миль, отделявшие нас от станции. Световой день увеличился уже настолько, что даже в половине десятого, когда мы достигли цели, было достаточно светло. Разбив лагерь, мы совершили экскурсию в ближайший дом, оказавшийся кухней. Создавалось впечатление, что станция покинута совсем недавно: на сковороде поджаренные, застывшие антрекоты, горка невымы-той посуды, раскрытый на привлекательной странице ^журнал «Пентха-уз»... Легко находим наш склад, хотя от трехметрового алюминиевого шеста виден всего лишь измочаленный ветрами синий флажок. Снег очень плотный. Утром следующего дня рас 53 |
