Вокруг света 1991-08, страница 51лейшей степени не интересовало: Калима в ту пору только начинала строиться, и у местных властей были куда более важные дела, чем проверять судовые бумаги какого-то маленького мирного кораблика. Богатейшим колонистом в Калиме был некий Дэвидсон, имевший деловые отношения с капитаном «Йориса Ханне», который и жил в его доме, тогда как все остальные моряки оставались на судне. Оба господина сидели на открытой веранде под раскидистыми кронами деревьев, заслоняющих стол от жгучих солнечных лучей, курили сигары и читали «свежие» газеты, датированные несколькими месяцами назад. Европейские газеты попадали в те времена на Яву добрую четверть года спустя после выхода в свет. — Послушайте, капитан, Наполеон провозглашен пожизненным консулом, — сказал Дэвидсон. — Я уже прочел об этом, — отозвался его собеседник, которым был не кто иной, как Сюркуф, — не удивлюсь, если из очередных газет мы узнаем, что он стал королем или императором. — Вы это серьезно? — Абсолютно! Этот консул Бонапарт не из тех, кто останавливается на полпути. — Ах, вы его почитатель? — Отнюдь нет, хотя и признаю, что он — гений. Я служу своей родине и отдаю должное каждому, кто, не щадя сил, борется против Англии. Меня радует, когда Наполеон принимает правильные решения. Будь я сам консулом, одной из главнейших своих задач я считал бы создание сильного, внушающего уважение флота. У него есть лишь один реальный враг, и имя ему — Англия. Одолеть же этого противника можно только победой на море. — Как делаете это вы в более скромных масштабах, капитан... Впрочем, захватывать мирные купеческие суда человеку ваших способностей, должно быть, сопряжено с некоторым преодолением самого себя. — Почему? Вы находите, что мои действия похожи на пиратство? А знаете ли вы больших пиратов, чем англичане? Не у старой ли доброй Англии на службе сотни каперов? И что это за люди? Подумайте хотя бы о подлом Шутере! Что же нам, сложить оружие, чтобы нас, беззащитных, передушили как кур? Да и не смог бы я этого сделать, даже если бы захотел. На моем корабле четыре десятка славных парней, которых я кормлю, я выплачиваю пенсии инвалидам, помогаю семьям погибших, поддерживаю колонистов, защищаю и обеспечиваю средствами на жизнь миссионеров. Франции нет дела до этого. В Париже никто не обращает внимания на письма, в которых оказавшиеся на чужбине дети этой страны взывают о помощи. Что будет с ними, если Робер Сюркуф сложит оружие и лишит их своей поддержки? Дэвидсон вскочил, чтобы пожать руку бравому моряку. — Капитан, я знаю обо всем этом, — воскликнул он.— Ведь именно через мои руки проходят ваши щедрые дары. Франция и не представляет, какого верного и мужественного сына имеет здесь, в этом уголке Земли, и... Дэвидсон прервался, потому что внезапно вошел матрос Сюркуфа. Матрос доложил, что вчера на восточной оконечности острова «Орел» напал на плантацию и забрал на борт священника. — Кто сообщил об этом? — спросил капитан. — Только что в гавани бросил якорь голландский шлюп, от него мы обо всем и узнали. — Этот негодяй жаждет получить премию, назначенную господами англичанами за мою голову, а я до сих пор тщетно пытался выйти на его след. Теперь я нашел его и хочу показать ему свою голову. До свидания, Дэвидсон! Я прерываю наши переговоры, но уверен, что скоро мы увидимся снова. Сюркуф поспешил к гавани и поднялся на борт своего корабля. Менее чем через четверть часа он уже выходил из порта, и не успела Калима скрыться за кормой, как он послал двоих парней на бак с заданием закрасить имя «Йорис Ханне». Спустя недолгое время на носу корабля снова гордо красовалось его подлинное имя — «Сокол». Дул благоприятный ветер, и уже через три часа «Сокол» достиг восточной оконечности Явы. В устье небольшой речки они обнаружили руины сожженных хижин, возле которых суетилось несколько человек. Сюркуф подошел как можно ближе, приказал убрать паруса и, сойдя в шлюпку, велел грести к берегу. Заметив приближающуюся шлюпку, люди на берегу немедленно оттянулись под защиту близлежащего леса. Когда капитан высадился, то увидел сожженные хижины, опустошенные сады, разоренные поля, но ни одного человека, который мог бы хоть что-то объяснить. - Лишь после долгих призывов из глубины леса отозвался наконец человеческий голос, спросивший: — Чей это корабль? — Французский, — ответил Сюркуф. Прошло еще немного времени, и в кустарнике послышалось шуршание, а затем на опушке показался человек с увесистой дубиной в руках. — Подойдите ближе и не бойтесь, — сказал Сюркуф.—Я не собираюсь нападать на вас. Впрочем, вы и сами видите, что я один. Оба моих гребца остались в шлюпке. Незнакомец приблизился. Это был высокий, плотный, мускулистый человек с умным грустным лицом. Одежда его состояла из легких белых штанов и широкой белой блузы. — Ваш корабль показался нам подозрительным, — извинился он. — Потому мы и убежали. После того что нам довелось пережить, доверия ни к кому больше нет. — Я слышал, что здесь был «Орел»... А вы, разумеется, принадлежите к здешним колонистам? — Лишь с позавчерашнего дня. Я, видите ли, был в команде «Орла» и воспользовался случаем, чтобы остаться на берегу. — Как, — удивился Сюркуф, — вы плавали с Шутером? — Он вынудил меня к этому. И мне приходилось очень туго, покуда не посчастливилось бежать. — Ну, коли так, посмотрите на мой корабль. Человек взял у Сюркуфа подзорную трубу и, едва рассмотрев бриг, закричал удивленно: — «Сокол»! Быть не может! Вы — Сюркуф? В таком случае я благословляю час, когда сбежал с «Орла», потому что уверен: теперь-то уж этот живодер Шутер получит за все сполна. — Полагаю, что получит. Рассказывайте! — Позвольте мне сначала известить обо всем остальных, чтобы они не боялись. Он удалился и вернулся вскоре вместе с двенадцатью колонистами —восемью взрослыми и четырьмя детьми, — которые с восторгом приветствовали Сюркуфа. Маленькая колония состояла из двух супружеских пар, трех французов, одного бельгййца и одного шведа. Во время налета швед попытался защититься и был убит. — Мне говорили, что у вас был и священник? — спросил Сюркуф. — Был, — последовал ответ. — Недавно сюда прибыл французский миссионер из ордена Святого Духа. Мы звали его братом Мартином. — Вот как!— воскликнул Сюркуф.— Я знаю его. Но продолжайте дальше. И беглый матрос поведал обо всем, что знал. — Мы стояли у Палембонга, когда узнали, что «Орел» крейсирует у северных берегов Явы. Капитан Шутер немедленно снялся с якоря. Шутер немедленно осмотрел его в трубу и заметил священника. Это послужило ему достаточным основанием для нападения. — Как могло присутствие священника послужить причиной столь гнусного поступка? — удивился Сюркуф. — Этого я не знаю. Но что было, то было: Шутер при одном виде священника впал в неописуемую ярость. Говорят, будто он и сам прежде был членом какого-то ордена. Что там у него случилось с монахами, неизвестно, но только ненависть к духовным лицам у него превратилась в манию. Он самый жестокосердный человек из всех, кого мне доводилось прежде видеть. Неуемный пьяница, злоречивый богохульник, варвар в отношении подчиненных и пленников. Я немец и служил в том несчастном полку, который наши правители продали англичанам, чтобы помочь им истре 4 «Вокруг света» № 8
|