Вокруг света 1991-10, страница 28

С массой мыслей, воспоминаний, разбуженных почтой из России, выехали мы из нашего лагеря под Гильдессой и направились по Харарской дороге. Опять по тому же лесу мимоз, по которому проходили третьего дня, мы спустились к Гильдессе. Подобно сомалийской деревне в Джибути, Гиль-десса состоит из ряда хижин, построенных из хвороста и обнесенных таким же забором с тесными, перекрещивающимися улицами. Народонаселение Гильдессы, около 4500 человек, состоит из галасов, сомалийцев и небольшого числа абиссин-цев-ашкеров, губернатора Ато-Марши и купцов. Гильдесса раскинулась у подножия крутой горы, на берегу ручья. На маленькой площадке она вся скучилась вокруг рынка, на котором хозяйничают безобразные черные старухи со сморщенными грудями, висящими у них наружу из-под темных тряпок платка. У ног старух — круглые корзиночки, наполненные зернами машиллы, перцем, красными томатами, зелеными бананами. Здесь же продают маленьких кур и мелкие куриные яйца. Мальчишки — галасы и абиссинцы бегут за вами при проезде, да абиссинский воин с ружьем за плечом, в белой шаме и панталонах, смотрит на вас равнодушным взглядом.

От Гильдессы дорога поворачивает направо и входит в Гильдесское ущелье. Высокие, крутые, почти отвесные базальтовые скалы тесным коридором обступают узкое русло реки. Мул бредет уже по мелкой прозрачной воде, а с боков торчат отвесные глыбы минерала. Чахлая травка лепится по горам, местами из маленькой каменной насыпи торчит сухая мимоза. Каменный грот задернут прозрачной зеленью лианы, дорога раздалась, и желтое поле сжатой машиллы видно у склона горы. Ущелье дает разветвления, принимает вправо, животворящая влага дает себя чувствовать, появляются травы, и чаще видны желтые поля сжатого злака. Еще час пути по гальке русла, и тропинка поднимается на узкий карниз, лепящийся по горной круче, — густая заросль канде-лябровидных кактусов, ползучие растения, касторовое растение со своими звездообразными листьями и шариками цветов и кусты, покрытые, словно сирень, кистями ароматных цветов, отделяют обрыв от тропинки. С другой стороны такая же густая заросль травы, кустов и цветов.

Сквозь ароматный переплет цветов и листьев видны по скатам гор круглые, черные хижины с коническими крышами, расположившиеся среди полей машиллы, большие стада баранов и коз и громадные и сытые горбатые абиссинские быки-зебу с громадными, более аршина длиной, рогами. На полях между хижин сидят и ходят черные люди в желтовато-серых шамах — это оседлые, трудолюбивые галасы, крепостные богатого Ато-Марши. По краям полей с уступа на уступ бегут арыки, одни полны свежей водой, другие на сжатых полях высохли, и только каменное русло показывает их направление. А дальше крутые высокие горы, целая цепь гор, уходящих дальше и дальше, поднимающихся округлыми вершинами одна над другой, тонущих в голубой перспективе.

Однообразная скучная пустыня кончилась, пастухов-сомалей сменили земледельцы-галасы, появились зародыши культуры. Словно шагнули на несколько веков вперед от первобытного человека и попали в зачаток дикой культуры. Крутые горы поросли мелким кустарником, более пологие скаты разбиты на площадки из наносной земли, на площадках, словно высокий камыш, торчат длинные стволы зеленовато-желтой машиллы, большой баобаб растет среди поля, и под тенью его теснятся стада белых коз и баранов. Навстречу идут женщины в черных юбках, с волосами, убранными в черные чепцы, с круглыми корзинами на головах — это хара-риянки спешат в Гильдессу со своими товарами. Вот ослы несут мешки кофе на спине, встретились с нами, столкнулись, заторопились и распустили свои уши по сторонам, растерянно глядя на наших мулов.

— Мать, мать! — коротко кричит галас и длинной хворостиной отгоняет ослов в сторону.

Жизнь кипит в этой благодатной стране, кипит жизнью, а не нервами, кипит действительностью, а не вымыслом неврастеничного декадентства. Вот куда, на этот ручей Белау, посылать нервно-больных, чтобы жизнь мирная, как колебания маятника, погасила порывы страстей, чтобы ровная природа, тишина высоких гор уняла жар крови...

Но какая дорога! Иногда камни в 3/4 аршина вышиной, на самом краю карниза пересекали узенькую тропинку. Нужно было удивляться: как взбирался на эти камни мул, как не

скользил и не падал он на шлифованной поверхности гранитной глыбы. Местами круглые валуны величиной с большую тыкву, нагроможденные один на другой, поднимались на саженную вышину. Возьмешься за гриву, пригнешься к передней луке, а терпеливый, выносливый мул уже вскарабкался наверх, ни разу не сделав ни одного неверного шага. Им не нужно управлять, да он и не послушает тут никакого повода, он сам своим инстинктом, своим животным чутьем, опытом и умом, светящимся в кротких глазах, знает, куда поставить тонкую ногу свою, где перешагнуть через камень, где на него подняться.

Мы поднимались все выше и выше. Синяя дымка кутала ущелье — мы приближались к ночлегу у Белау. Белау — по-абиссински значит нож, это наименование присвоено целой группе галасских деревень, расположенных на ручье того же имени и составляющих имение правителя Гильдесского округа, Харарской провинции, Ато-Марши.

24-го декабря (5-го января), среда. От Белау до Харара.

...Широкий горизонт холмов, покрытых полями, убегает перед нами. Узкая тропинка, обсаженная с обеих сторон высокими кактусами, вьется по холмам. Камень сменяется песком, супеском и черноземом, еще дальше синеют громадные горы, влево полная таинственности, столовидная высокая гора Джарсо. На вершине ее лежит озеро. Ни один белый не был на этой горе. Львы, леопарды и носороги гнездятся на ее вершине — это заповедная охота вице-короля Харара, раса Маконена.

У подножия последней высокой горы, под тенью раскидистого баобаба, приостановились на минутку, начальник миссии пересел на парадного мула, поседланного малиновым бархатным седлом, расшитым золотом; мы поднялись на невысокий холм к деревне Кальбодже — здесь нас ожидала встреча...

У СТЕН ХАРАРА

Широкая полевая дорога, испорченная немного промоинами бежавших по ней ручьев, спускалась с невысокого холма в долину, покрытую полями сжатой машиллы. У въезда в долину с левой стороны дороги стояла неранжированная толпа людей, человек около полутораста. Босые, с непокрытыми головами, в белых панталонах и белых с красным шамах, с ружьями Гра, Ватерли и Кропачека, поднятыми на караул, — люди эти не имели воинственного вида. А между тем это была прекрасная пехота геразмача* Урадда, выехавшего навстречу.

Сзади линии пехоты и несколько на фланге ее стояли богато поседланные рослые мулы и лошади офицеров и наездников кавалерии.

Геразмач Урадда седой, бодрый старик, подъехал к начальнику миссии и, прикрывая рот шамой, тихим голосом, согласно абиссинскому этикету, приветствовал начальника миссии в преддверии Харара. Все спешились: геразмачу передали наше удовольствие встретиться с ним на территории абиссинской империи и затем тронулись. Впереди начальник миссии, за ним геразмач Урадда, сзади три абиссинских дворянина, помещика, в серых фетровых шляпах, еще немного позади наш переводчик, потом офицеры и конвой в колонне справа по шести. Едва только мы прошли мимо линии войск, геразмач сделал чуть заметный знак палочкой, и пехота пристроилась сзади нашего конвоя. Они шли толпою, без равнения, не в ногу. Большинство имело ружья на погонном ремне, на правом плече, но некоторые несли его на плече, некоторые за плечами. У каждого на панталонах под шамой был одет широкий кожаный ремень с патронами, а у иных еще итальянская сабля в жестяных ножнах.

Легко и свободно шли они по дороге и по краям ее, презирая камни, канавки и болотистые ручьи. Подходя к болоту, через которое повсюду перекинуты горбатые мосты, обсыпанные землей, без перил, они сами без толкотни и шума перестраивались в узкую колонну. Кавалеристы сели на коней, и мимо нас по выгону, поросшему мелкой травкой, по сжатым нивам началась абиссинская джигитовка.

На чудном пегом коне, с уздой, богато украшенной монетами и бляхами, с бубенчиками на подбородном ремне, с двумя тоненькими палочками в руках, с круглым щитом на локте, с длинным мечом с правой стороны вылетает всадник

* Геразмач (искаженное дэджазмач) — один из высших военно-феодальных титулов Эфиопии XIX века.