Вокруг света 1992-01, страница 49

Одной маленькой тайной загадочного языка стало для меня меньше.

МАЛЕНЬКОЕ ЛЮБИТЕЛЬСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ О ЗВУКЕ «Ы»

Кто и каким образом может объяснить, почему одни звуки представляются нам приятными и, так сказать, культурными, а другие — грубыми и дикими? Боюсь, что никакого рационального объяснения тут нет. Все мы еще помним пожилых полуинтеллигентов, злоупотреблявших звуком «э»: «инженЭр», «пенсионЭр», «пионЭр»; очевидно, это казалось им культурнее, чем то же самое, но через нормальное «е». Но звук «ы» и изображающая его буква почему-то пользуется если не дурной, то странной славой. Особенно, «Ы» большое, в русском языке не встречающееся, в то время как на обширных пространствах от Эстонии до Якутии слова, начинающиеся с «Ы» — явление обыденное.

А ведь на свете существует множество разных «ы». «Ы», окрашенное, как «о», и «ы» близкое к «у», очень короткое «ы», обозначаемое у болгар твердым знаком, которое даже и не «ы», а что-то среднее между «ы» и «э».

Есть «ы» у славян, есть — да еще какое!—у тюрков, есть у романцев: румын и португальцев. И очень широко представлено оно у угро-финнов (за исключением разве угров-венгров и финнов-финнов).

Но вот почему-то обилие «ы» в языке рассматривается многими из нас как нечто его принижающее. И даже сами носители языка тоже воспринимают эти ошибочные взгляды и такого обстоятельства стесняются.

Как-то давным-давно, в армии, лежа на учебном огневом рубеже, я спросил у своего удмуртского товарища по оружию сержанта Жигалова:

— Петя, а как по-удмуртски будет «стрелять»?

— Ыбылыны, — ответил Петя и покраснел.

Уэльсцы нашего взгляда на подобные вещи не знают, звука этого не стесняются, но, я бы сказал, ценят его как совершенно непреодолимый для надменного английского соседа и доказывающий глубокую древность языка.

Правда, я не могу сказать, что они им гордятся потому, что им, живущим в условиях двуязычия, как мне показалось, свойствен достаточно широкий взгляд на мир, где есть место самым разным языкам и звукам. Вообще чрезмерная гордость иной раз происходит от невежества.

Как-то обратился ко мне в метро южный человек, одетый в великолепный светлый костюм и украшенный заботливо ухоженными усами. Ему нужен был Спасоголе-нищевский переулок — это было написано на бумажке латинскими буквами, — но он никак не мог прочитать это название ни вслух, ни про себя. Я шел как раз в ту сторону и взялся его

проводить. Он оказался португальцем и всю дорогу жаловался, что, зная много языков (он их перечислил), с таким названием сталкивается впервые. Это очень трудно, это чересчур трудно, повторял он.

— У вас, наверное, тоже есть трудные слова, — миролюбиво заметил я.

Португалец расцвел.

— А как же! Можете ли вы произнести по-нашему слово «парикмахер»? — И он продекламировал, — «КабЫлЫейру!»

Я сделал вид, что никак не могу осилить этого слова:

— Кабюлюейру? Нет? Кабилиейру?

Мой спутник снисходительно прервал мои попытки:

— Не старайтесь, не получится. Это очень трудный звук, и он есть только в португальском языке!

Увы, наши соотечественники, которым я давал послушать свои валлийские диктофонные записи, очень удивлялись тому, что так могут говорить к западу от Лондона.

ДОБРЫЕ СОВЕТЫ МИССИС МОДХАВ

По пути в школу мы разговорились с Хью о ситуации с уэльским языком.

— Конечно, в отличие от наших родственников ирландцев и шотландцев, дела у нас куда лучше. В сельских районах, в маленьких городках язык всегда жил, никогда не исчезал. Ирландский запрещали, наш — нет. Потом мы всегда ставили язык на первое место. Наши предки за это поплатились: за язык и за свою доверчивость! Вы знаете, почему наследный принц Великобритании носит титул принца Уэльского? Именно поэтому!

В самый первый год XIV века англичане вторглись в Уэльс. Но силы оказались почти равными, и, чтобы уладить дело, начались переговоры. Наши предки были людьми храбрыми, но миролюбивыми. Они заявили королю Эдуарду III, что согласятся на государя, назначенного им. Но при условии, что и король примет их требования. И ему пришлось согласиться. Тут наши предки и говорят: этот человек должен быть рожденным на нашей земле и не знать ни французского языка, ни саксонского. Английского-то еще и в природе не было: норманнская знать и сам король говорили по-французски, а простонародье — по-саксонски. Не говоря на этих двух языках, рассуждали наши гордые, но доверчивые предки, человек обязательно должен говорить по-валлийски, не мычать же ему? Поэтому об этом требовании даже не упомянули.

Я слушал как прилежный ученик, это вдохновляло Хью.

— Эдуард III сразу соглашается, и обе стороны клянутся на Библии — на латинской, хотя у нас уже была на своем языке, зато у них никакой другой не было — быть посему. Тут хитрый норманн заходит в свой шатер и выносит своего сына-младенца, двух дней от роду. И все оказывается то

чным: родился в Уэльсе, по-французски и по-саксонски — ни слова. Так наследник престола стал принцем Уэльским, и родной язык его по сей день — не французский, и не саксонский, правда, и нашего не знает.

Я сказал, что пока не добрался до их организации, мне не довелось встретить в столичном городе Уэльсе людей, говорящих по-валлийски.

— Это верно, — вздохнул Хью. — В больших городах всегда полно народу отовсюду. Да и наши селяне, переселяясь в города, старались переходить на английский. Что ни говори, а мировой язык есть мировой язык, и с ним нигде не пропадешь. А родной — что ж, он оставался связанным с детством, с родительским домом. Вообще-то мы относимся к этому спокойно, и английский у нас свой, но вот иной раз случается такое, что и заденет.

И Хью рассказал мне историю о том, как он с приятелем, тоже, естественно, Дэвисом, тоже темным шатеном, зашел в гастрономический магазин миссис Модхав. Разговаривали они, конечно же, по-уэльски и тем привлекли внимание и разожгли любознательность восседавшей за кассой миссис Модхав, свежеиспеченной британки прямо из индийского штата Гуджарат.

Поскольку миссис Модхав стала британкой лишь год назад, она не смогла совладать со своим любопытством и, послушав речь покупателей, спросила с сильным гуджаратским акцентом:

— Простите, джентльмены, на каком это языке вы разговариваете?

Дэвис-второй хотел уже осадить иммигрантку, но Дэвис-первый его опередил:

— А как вы думаете?

— Поговорите еще, — попросила миссис Модхав, чтобы сделать заключение, и, вежливо качая головой, сосредоточенно вслушалась. — Это, очевидно, азиатский язык, — заключила она и, чтобы смягчить приговор, добавила: — Очень красивый.

Сделав это умозаключение, миссис Модхав окончательно решила, что имеет дело с такими же пришельцами, как она сама, и назидательно подняла палец.

— Но вам обязательно надо хорошо знать английский, без английского здесь никуда. Мне было легче, у нас в Индии все говорят по-английски. А откуда вы приехали?

Но этого оба Дэвиса уже не выдержали и, буркнув: «Из Китая, естественно!» — ринулись к выходу.

... Отдадим должное интуиции миссис Модхав, не имевшей филологического образования. Уже в Москве я получил от Хью Дэвиса кассеты с лингафонным курсом уэльского языка. Среди людей, которым я давал их послушать, был филолог из Йемена, по имени Абд-аль-Азиз. Когда его попросили определить, что за язык, он, вслушавшись, сказал:

— Кажется, азиатский.

Послушал еще и спросил:

— Не семитский ли? Нет, это не иврит, ни слова не понятно...

47