Вокруг света 1993-01, страница 62

стве своем очень странных, то квартира Саймона была про-сто-таки завалена ими. Из знакомых названий я отметил про себя «Де мастикационе мортуорум ин тьюмулис» Ран-фта (издание 1734 года); по-видимому, бесценный греческий перевод «Кабалла сабот», датированный 1686 годом; «Комментарий к чернокнижию» Майкрофта и скандально нашумевшую в свое время «Загадку червя» Людвига При-нна.

Осенью 1933 года отношения наши были внезапно прерваны известием о смерти его отца. Даже не попрощавшись со мной, Саймон оставил колледж — как впоследствии оказалось, навсегда — и спешно отбыл на Восток. Неизгладимый след оставили в душе моей эти несколько месяцев странной дружбы: я успел не только проникнуться глубоким уважением к Саймону, но и всерьез заинтересоваться его творческими планами, весьма, кстати, обширными,— кажется, он намеревался взяться за изучение истории колдовских культов Америки, а также продолжить работу над романом, посвященным суевериям и механизму воздействия их на человеческую психику... Увы, за все это время он не написал мне ни строчки, и вплоть до этой случайной встречи на деревенской улочке я не имел ни малейшего представления о том, как сложилась дальнейшая судьба моегр друга: " \

Мальоре окликнул меня первым — иначе мы бы, наверное, разминулись.. Он неузнаваемо изменился: резко постарел,-весь,как-то сник, я бы даже сказал, опустился. Лицо его осунулось и йобледнело; тень от черных кругов под глазами запала, казалось, глубоко вовнутрь, в самый взгляд. Саймон протянул руку* и я с ужасом увидел, как дрожит его ладойь- как напряженно застыло искаженное нервной гримасой лицо; В привычной своей великосветской манере он осведомился о моем здоровье, но голос его прозвучал неожиданно глухо и слабо.

Объяснив в двух словах причину собственного появления в Бриджтауне, я сам с нетерпением приступил к расспросам. Выяснилось^ что с момента смерти отца он живет здесь^ в фамильном особняке, много и напряженно работает над Новой книгой и очень надеется, что усилия его будут в конечном итоге вознаграждены. Сославшись на усталость, Саймон извинился за свой неряшливый вид и недвусмысленно подвел черту: конечно, хотелось бы побеседовать пообстоятельней, но в ближайшие дни он будет занят; на следующей неделе, может быть, сам заглянет ко мне в гостиницу^ а пока — должен бежать: нужно успеть еще в лавку за бумагой...

Распрощавшись с непонятной для меня поспешностью, он развернулся, чтобы уйти; в этот момент я взглянул на его спину и замер, будто пронзенный током. Горб вырос чуть ли не вдвое. Что могло явиться причиной столь страшных пе£$мен_:—'неужели-изнурительная работа? При мысли о саркомеуЧленямороз /прошел по коже.

По. дороге Ь отель я не переставая думал о странной встрече; Более всего-поразила меня в Саймоне крайняя истощенность. Работа над новой книгой, несомненно, самым пагубным- образом сказывалась на его здоровье; должно быть> и выбор темы не способствовал сохранению душевного равновесия.. Замкнутый образ жизни, постоянное нервное перенапряжение — похоже, все это привело моего друга Н&грань катастрофы. Я решил, что непременно должен-взйть на себя роль опекуна — помощь ему была явцо.'необходима, Для начала следовало навестить Саймона; причем немедленно, не дожидаясь приглашения, а потом ... потом что-то предпринимать, и чем скорее, тем лучше. '. ,.•" /•• .

Вернувшись в гостиницу, я решил расспросить старого Гейнса о Саймоне Мальоре — о его работе и жизни здесь, а может быть, и о причинах происшедших с ним перемен. История, которую рассказал хозяин гостиницы, признаться, застала меня врасплох. По его словам выходило, что одно только имя Мальоре ввергает местных жителей в трепет, а последнего из них, «мастера Саймона», здесь боятся особенно.

Семья эта была одной из самых богатых в округе, но слава за ней закрепилась зловещая. Весь род Мальоре, если верить молве, сплошь состоял из колдунов да ведьм. Темные делишки свои они, конечно, старались скрыть от чужих глаз, но разве в деревне что утаишь?..

Мир не знал еще такого Мальоре, которого природа не наградила бы каким-нибудь уродством. Одни являлись на свет божий с ужасными кожными наростами на лице, другие — с врожденной косолапостью. Среди них было множество никталопов — тех, что ночью видят ничуть не хуже, чем днем,— а уж о пресловутом «сглазе» вряд ли стоит и говорить. В роду Мальоре было двое карликов; впрочем, и горбунов хватало — до Саймона тем же увечьем страдали по меньшей мере двое: дед его и прапрадед.

О необычайной скрытности Мальоре слагались легенды; немало разговоров ходило и о кровосмесительных браках. Все это, по мнению местных жителей, разделяемому Гей-ном, безоговорочно свидетельствовало об одном: семейка эта явно знается с нечистой силой. Еще нужны доказательства? — пожалуйста. Почему, скажите на милость, Мальоре с первых дней своего пребывания тут чурались односельчан и почти не выходили из своего старого дома? Чем объяснить тот факт, что никого из них ни разу не видели в церкви? Что за сила выгоняет их из дому по ночам, когда порядочному человеку полагается спать сном праведным?.. Нет, неспроста все это. Знать, скрывают они что-то в своем особняке, страшатся какой-то огласки. Говорят, все у них там сплошь завалено какими-то богопротивными, книгами... А еще ходят слухи, будто не по своей воле; уехали они из той заморской страны, а изгналй их оттуда за какие-то страшные злодеяния... Вид-то у них больно подозрительный: знать, и здесь что-то такое замыслили... Ну да так оно скорее всего и есть!

Разумеется, никаких конкретных претензий предъявить Мальоре никто не мог. История не занесла в эту глушь ни вируса «охоты на ведьм», ни повальных эпидемий бесовской одержимости. Тут не слыхали ни о «лесных алтарях», ни об «оживающих» время от времени персонажах древних индейских мифов, призрачными монстрами разгуливающих по чащобам. В Бриджтауне не пропадал скот, не исчезали люди — одним словом, не происходило ничего такого, в чем прямо можно было обвинить ненавистных пришельцев. И все же семью Мальоре издавна окружала стена суеверного страха. Наследника вымирающего рода здесь почему-то боялись особенно.

Судьба, похоже, невзлюбила Саймона с первых минут его жизни. Мать мальчика умерла во время родов, причем акушеров к ней пришлось вызывать из города: местные эскулапы все как один наотрез отказались иметь дело с этой семьей. Каким-то чудом младенец выжил, но несколько лет его никто не видел: лишь много позже жители деревни узнали, что отец с братом сумелй-таки выходить бедолагу.

Когда Саймону исполнилось семь лет, его отправили в частную школу, и в Бриджтауне он появился лишь пять лет спустя, сразу же после смерти дяди. Местные знатоки утверждали, будто тот скончался от внезапного умопомрачения; ненамного более определенным был и официальный диагноз, кровоизлияние в мозг вследствие опять-таки какого-то совершенно необъяснимого, приступа,

Саймон рос на редкость милым мальчуганом. Поначалу бугорок под лопаткой был почти не виден, и, судя по всему, совершенно его не беспокоил. Через несколько недель после своего первого приезда мальчик вновь отбыл в школу и появился здесь лишь два года назад, спустя несколько дней после смерти отца. ^

Долгие годы старик прожил в огромном пустом доме один. Тело его было обнаружено не сразу и совершенно случайно: проходивший мимо разносчик заглянул ненароком в раскрытую дверь, шагнул в гостиную и остолбенел: в огромном кресле сидел, мертвец, вперившись в пустоту с диким, нечеловеческим ужасом. Прямо перед ним на столе лежала книга в железном окладе; страницы ее пестрели неведомыми письменами. Вскоре прибыл доктор и объявил, недолго думая, что смерть наступила вследствие сердечного приступа. Но разносчик видел остекленевший ужас в глазах Джеффри Мальоре, он успел взглянуть краем глаза на какие-то нехорошие, странно волнующие рисунки и потому имел на этот счет свое, особое мнение. Ничего рассмотреть в комнате ему так толком и не удалось, поскольку очень скоро здесь объявился Мальоре-младший.

Сообщить Саймону о смерти отца к тому времени еще не успели, так что приезд его вверг присутствующих в состояние шока. В ответ на расспросы юноша, ко всеобщему изум

60