Вокруг света 1993-03, страница 58

осуждать вас за испытанный страх, доктор. Да здесь чудный уголок для привидений.

Бекки Нефф закрыла окно.

— Мы на самом деле искали вас, доктор. И мы были уверены, что найдем вас здесь. Поэтому и пришли.

— Но какого дьявола вы не прошли тогда через центральный вход? У меня до сих пор сердце скачет! Я еще никогда в жизни не боялся так, как сегодня.

— В таком случае вы можете легко представить, что испытываем мы, доктор. Мы в подобном напряжении находимся все время. Во всяком случае я. В отношении Уилсона не знаю.

Уилсон, не говоря ни слова, наблюдал за ними исподлобья.

— Но вы могли бы пройти нормальным путем. Я ведь не требую ничего невозможного, правда?

Он был разобижен и разгневан. Они не имели никакого права проникать таким образом в музей. Сразу видно, что полицейские! Им плевать на закон. Никто не позволил им нагонять на людей столько страха.

— Я считаю, что вы должны покинуть помещение.

— Нет, доктор. Нам необходимо потолковать.

Она сказала это тихо и мягко, но решительные манеры обоих заставили его нехотя отступить. Уилсон глубоко, в несколько приемов вздохнул, и Фергюсон внезапно осознал, насколько полицейский был напуган; напуган и обессилен.

— Тогда пройдемте в мой кабинет. Но я по-прежнему не понимаю, чего вы от меня добиваетесь.

Они притащили в небольшую комнату стулья. Фергюсон заметил, что его посетители разместились таким образом, чтобы со своих мест иметь возможность обозревать большую часть рабочего зала.

— Эти окна так просто открыть,— процедил сквозь зубы Уилсон.— Пара пустяков.

— Но есть же сторожа.

— Да, и мы в этом убедились.

— Так что вам угодно?..

Уилсон не ответил. Инициативу в свои руки взяла Бекки.

— Мы не пришли бы сюда, если бы не безысходность нашего положения,—спокойно обратилась она к Фергю-сону.— Мы знаем, что вам больше нечего сказать о фактической стороне дела. Нужно другое. Мы хотели бы знать ваши теоретические соображения на этот счет, доктор.

— Все что угодно, но чтобы это помогло нам сохранить жизнь,—добавил Уилсон —А в нынешней ситуации, поверьте, это не так легко сделать.

— Почему?

Бекки, игнорируя его вопрос, продолжила:

— Попытайтесь представить себе, доктор, чего добиваются эти создания, если они такие, какими мы их описали.

— Инспектор Нефф, я не могу сделать этого. Это даже не гипотеза. Это чисто абстрактное размышление.

— Пожалуйста, доктор.

— А если я ошибаюсь? И если введу вас в еще большее заблуждение? Неужели вы не видите, какой риск это влечет за собой? Я не могу громоздить теории на основании беспочвенной идеи. Я же ученый!

Бекки в отчаянии — и отнюдь не притворном — смотрела на него. Уилсон, не упуская ни слова из разговора, настороженно вглядывался в длинный ряд темных окон в дальнем конце зала. В мертвящей ночной тиши и выключенные из привычной обстановки, они, все трое, сидели сейчас лицом друг к другу; он был вынужден отбросить свои личные проблемы и признать очевидное: оба копа нуждались в помощи, но оказать им ее он был не в состоянии.

Разве что... ведь зачастую ученые даже не представляют степень невежества других людей.

— Все, что вы нам скажете, может оказаться для нас полезным, доктор,— продолжала настаивать Бекки, стараясь говорить максимально спокойно и любезно — Почему вы отказываетесь говорить о том, что так хорошо знаете?

— О чем, например?

— Ну хотя бы о чувстве обоняния. Насколько сильно оно развито и что мы можем сделать, чтобы сбить их со следа?

— Ну диапазон здесь достаточно широк. У ищейки чутье может быть развито в семь-восемь раз сильнее, чем у терьера...

— Расскажите об ищейках,— попросил Уилсон — Причем, о самых классных.

— Нос ищейки — это совершенно необыкновенный орган. У нее обонятельные нервы сконцентрированы не только собственно в нем — хотя нос и остается наиболее чувствительным органом— но и рассыпаны по всей морде. На обонятельной слизистой оболочке ищейки может находиться до ста миллионов воспринимающих точек. У терьера — двадцать пять миллионов. - Он посмотрел на Бекки, спрашивая ее взглядом, могут ли подобные сведения им в чем-то помочь.

— Если мы будем точно знать, на что они способны, мы сумеем найти способ противостоять им и тем самым отвести угрозу,— сказала Бекки.

Она хотела, чтобы Фергюсон объяснил им, как функционирует это чертово обоняние. Лишь разобравшись, они смогут найти средство нейтрализовать его.

— Вы хотели бы выяснить, каким образом можно сбить со следа этих... животных?

Бекки кивнула.

— Дай-ка мне сигаретку,— буркнул Уилсон.— У меня такое впечатление, что сказанное доктором нас не обрадует.

— Боюсь, что так. Уже многие пытались это сделать и на-придумывали множество способов и штучек, чтобы отделаться от собак, которые гнались за ними по пятам. Но никаких эффективных средств, кроме, пожалуй, дождя и сильного ветра, так и не выявлено.

— И снега. Сейчас как раз вьюжит.

— Как сказать. Известен случай — это произошло в Швейцарии,— когда однажды ищейка вела след сорокасемидневной давности, причем под толстым слоем снега. Была настоящая пурга. Так что это ей не мешает.

— Доктор,— вмешалась Бекки,— может быть, стоит рассмотреть этот вопрос под другим углом. Почему ничто не может остановить ищейку, идущую по снегу?

— Кроме дождя и ветра? Отвечаю: по двум причинам — из-за великолепно развитого нюха и из-за стойкости самих запахов.

— Но каков уровень этой чувствительности?

— Попробую продемонстрировать это вам на примере количественного порядка: ее нос примерно в миллион раз восприимчивее к запахам, чем у человека.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Это меня не удивляет, лейтенант Уилсон. Это достаточно трудно себе представить. Ладно, попробую с другого конца.

Он на минутку вышел и вернулся, держа щепотку какого-то немного маслянистого порошка.

— Перед вами примерно один миллиграмм пигмента краски коричневого цвета. А теперь попробуйте себе представить сто миллионов кубических метров воздуха — грубо говоря, это равновелико атмосферному слою над Манхэт-теном. Так вот, хорошая ищейка может учуять этот пигмент в таком объеме.

Бекки испытала настоящий шок. До этого она никогда не задумывалась о высокой степени обонятельной чувствительности у животных. И сейчас ей не без труда удалось взять себя в руки. Она вгляделась в окна, в которых отражался рабочий зал. Уилсон зажег сигарету, затянулся и с долгим придыханием выпустил струю дыма.

— Скажите, а если нейтрализовать запах, полив следы аммиаком?

— Это ничего не меняет. Собаке это не по вкусу, но она будет по-прежнему различать основной запах. Чего только не выдумывали, чтобы заглушить след, но ничего стоящего так и не изобрели. Можно использовать реки: если вам удастся проплыть с километр под водой, не высовывая голову, и если ветер дует по течению, может быть, вы и сумеете прервать свой след. Я повторяю: «может быть», потому что, если по ходу, где-то на полпути, вы выпустите из легких хоть немного воздуха и он поднимется на поверхность, а ветер не будет достаточно сильным, то собака вас все равно отыщет.

— По дыханию?

— Мы точно не знаем, как действует механизм обоняния собак. Но мы считаем, что они «ведут» след по летучим выделениям жировых веществ тела и по дыханию. Они могут опираться и на запах одежды.

56