Вокруг света 1993-08, страница 50

бодился? А это было не так уж трудно. В отличие от кандалов цепи можно было снять, не открывая замок. Если артист напрягает живот и расправляет плечи перед тем, как его обвяжут длинной цепью, а потом расслабляется, то может высвободиться при помощи крючков, имеющихся в ящике.

Существовал и другой способ —простой, но очень остроумный. Гарри научился ему у силовых жонглеров. Можно было, хоть и с посторонней помощью, разорвать цепи, напрягая пресс.

Перед спектаклем край цепи вставлялся в тиски, и надо было расшатать соединения при помощи плоскогубцев. Тогда при чуть большем натяжении металлическое звено ломалось, ибо сталь была «усталой».

Возможно, потому, что висячие замки были хорошо знакомы Гарри, номера с ними почти всегда имели успех. Публике казалось, что огромный замок на цепи — дело безнадежное, однако в действительности с ним было проще всего.

Торговцы реквизитом иллюзионистов долгое время продавали «спиритические» замки — так торговцы называли замки, переделанные из стандартных висячих замков. Их можно было открыть наточенной монеткой или даже тонкой проволокой, вставив ее в незаметное отверстие. Несмотря на такие приспособления, Гудини приходилось нелегко. Овладение его искусством требовало многих лет учебы, труда, досконального ознакомления со всеми видами ручных кандалов, блестящей способности ориентироваться в непредвиденных обстоятельствах и исключительной ловкости, решительности и выдержки, не говоря уж о силе и выносливости.

14 сентября 1899 года появилась интересная заметка в сент-луисской «Диспэтч». В ней сообщалось, что молодой эстрадный артист, дающий представления в этом городе, намерен прыгнуть в кандалах с моста Ид. Больше никаких сообщений об этом прыжке нет, так что, вероятно, в последний момент полиция помешала Гарри. Но прыжок все-таки состоялся. Правда, гораздо позже и в другой стране.

Контракт с «Орфеем» прервался осенью 1899 года, и Гудини опять остались без постоянной работы. Гарри был уверен, что после триумфа на Западе восточные театры будут домогаться его услуг. Но там, как выяснилось, никто не нуждался ни в трюках с освобождением, ни в его фокусах. По мнению Гудини, его программа была в диковинку на Востоке, где зрелищные учреждения имели стойкие традиции, а их директора отличались непроходимой тупостью и не могли оценить ее.

Год, который начался в Чикаго с постыдного распиливания сломанных наручников в «Коль и Миддилтон»,

окончился крушением надежд, не столько драматичным, сколько унизительным. Лучшее, чего Гарри удалось добиться, — это работа в течение недели то в одном месте, то в другом, в дешевых балаганах и за мизерный гонорар. Он надеялся, что с наступлением нового столетия его жизнь изменится. Причем Гарри в это время потерпел еще одно унизительное поражение. Кто-нибудь другой отнесся бы к нему просто как к розыгрышу, но Гудини с его ранимой душой воспринял этот удар как возмутительное покушение на его достоинство.

В вестибюле отеля «Савой» в Канзас-Сити какой-то коммивояжер по имени Уилкинс заявил, что «сумеет запереть того парня, который сбрасывает наручники». Он подсмотрел, как Гудини зашел в телефонную будку, которая по размеру была чуть больше уборной и имела замок на двери. Чтобы позвонить, нужно было сначала дать пятицентовую монету клерку, который открывал дверь своим ключом.

Пока артист звонил, коммивояжер стащил со стола ключ и запер будку.

Стук, топот и вопли, которые издавал попавший в западню Гарри, были ужасны. Проказник Уилкинс успел смыться еще до того, как его сообщник наконец «нашел» ключ и выпустил Гарри. Гудини побежал искать злодея и скорее всего изувечил бы его, чтобы отвести душу. Но не поймал.

Гарри впал в самую черную хандру. Как и в Чикаго, он был уверен, что его карьера погибла, что он стал посмешищем всей Америки и никогда больше не решится показаться перед публикой. Бесс тактично дала ему понять, что никакого несчастья не произошло. Кого, в конце концов, волнует, что коммивояжер запер артиста эстрады в телефонной будке?

Кстати, такой конфуз Гарри суждено было пережить еще раз много лет спустя. На пирушке фокусников коллеги заперли всемирно известного мастера освобождений в... платном туалете. И эффект был тот же: необузданный гнев великого артиста, повергший всех в испуг.

Человек, создавший о себе легенду, должен быть в любое время готов к тому, что она подвергнется проверке на прочность. Гудини стал осмотрительным и осторожным. И дал всем понять, что желающие сыграть с ним злую шутку могут ждать неприятностей, причем не просто словесной отповеди или щелчка по носу, а настойчивого и изнурительного преследования. Да и вряд ли он мог поступить иначе: артисты эстрады были завзятыми шутниками.

Гудини также позаботился о том, чтобы иметь при себе небольшое приспособление, которое, на первый взгляд походило на перочинный ножик. Но лезвия в нем заменяли отмычки, которые подходили к большинству замков.

И все мрачные дни на рубеже веков

Гарри непрестанно убеждал себя: «Я — Гудини. Я велик. Я известен. Я на пути к богатству и всемирной славе». Очевидно, простое честолюбие переросло в навязчивую идею. Эта одержимость не покидала его, даже когда он стал богатым, знаменитым и всемирно известным, она преследовала его до самой смерти.

Наступление весны внесло новую надежду в самые отчаявшиеся сердца, даже в сердца артистов эстрады. Весна 1900 года не была исключением. Несколько американцев устремились в страны Старого Света в поисках славы. Говард Торстон, карточный фокусник, поплыл в Европу выступать в мюзик-холлах. И Гарри с Бесс после долгих ночных бесед тоже решились на этот шаг.

Это было время расцвета популярности европейской индустрии развлечений, такого расцвета, что театральные газеты помещали осторожные объявления: «Зарубежные наклейки на чемоданах введут в заблуждение ваших друзей, придав вам облик бывалых гастролеров». Но не только на друзей хотели произвести впечатление артисты эстрады. Их основной целью были театральные импресарио.

Гудини было двадцать шесть лет. Они с Бесс едва наскребли денег, чтобы прожить неделю на корабле и пересечь океан. Единственным их достоянием была надежда — безграничная надежда и уверенность в том, что Гарри Гудини гений, для которого нет никаких преград.

30 мая 1900 года весь клан Вейссов, включая плачущую мать, отчаянно маша платками, провожали супружескую пару, устремившуюся в рискованное предприятие. Неприятности Гудини начались, едва судно миновало песчаную косу: Гарри уже довелось познать морскую болезнь и вызванные ею ночные кошмары. Настал миг, когда он настолько обезумел, что Бесс пришлось привязать его к койке. А когда он заявил, что хочет выброситься за борт и прекратить эту агонию, она надела на него спасательный жилет.

Худо-бедно добравшись до Лондона, Гарри разыскал рекламное агентство и явился туда со своим альбомом газетных вырезок — летописью его подвигов в полицейских участках. Британцы проявили равнодушие. Они не верили газетам янки, в которых за взятку можно было напечатать что угодно. Когда же Гарри вытащил письма, подписанные шефами полиции американских городов, британские журналисты вспомнили о «хорошо известной продажности американской полиции».

В одном отношении Гарри допустил ошибку: с типично американской прямолинейностью показывая товар лицом, он заявил, что обладает «необыкновенной властью над наручни

48