Вокруг света 1993-11, страница 65

в ее глазах я не заметил. Наверное, она прекрасно поняла: стоило сделать мне малейшее замечание, я кинулся бы на нее с кулаками. В ее голосе я уловил скорее смущение и желание предупредить упреки. Вслед за тем Марта открыла дверь и пригласила меня в палату.

— Раз уж вы здесь,— продолжала она,— вряд ли есть смысл и дальше скрывать от вас принцип нашего лечебного метода. К тому же мне бы не хотелось, чтобы у вас осталось неприятное впечатление от столь яркого зрелища.

— Яркого?!

— Честное слово, этот метод совершенно безопасен. Перед тем как уйти в психиатрию, я занималась общей медициной. И я бы никогда не допустила, чтобы на больном производили опыты, вредные для здоровья. Тело Алике под слабым напряжением, и сила его рассчитанатак, чтобы не повредить ниодной клетке ее организма.

— Что касается физического здоровья,— воскликнул я,— тут вы, я надеюсь, может, и правы. А как насчет здоровья психического? Что творится с ее сознанием? С душой?

— Она станет психически здоровой, после того как преодолеет свое необычное состояние, которое заключается в выбросах мощных энергетических зарядов. И тогда мы отправим ее домой.

— Вы хотите сказать — когда она уже будет вам не нужна. И тогда вы найдете ей замену.

Я был попросту взбешен. Ее слова напомнили мне, что на атомных станциях отработанные урановые стержни время от времени заменяют на новые. И я не преминул ей это заметить. Но Марта горячо запротестовала.

— Подобные аналогии здесь совершенно неуместны. Когда мы отправим ее домой...

— А до этого пройдут годы, ведь вы постараетесь продержать ее в таком состоянии как можно дольше.

— Мы ни в чем ее не ущемляем. Повторяю — у девочки прекрасное здоровье. Потом у нее останется только приятное воспоминание: она же принимала участие в удивительном эксперименте...

— И гордость за то, что ей довелось послужить великому делу.

Это произнес Трувер, он пришел справиться о состоянии девочки и вмешался в наш разговор. Голос профессора прозвучал напыщенно, как звучал всегда, когда речь заходила о его изобретении. Мое присутствие в изоляторе, похоже, нисколько его не удивило. Он, видимо, уже забыл, что запретил мне здесь бывать. Судя по всему, он пребывал в прекрасном настроении.

Я возмутился:

— Великому делу! Через боль и страдания, на которые тебе наплевать! Это не лечение, а насилие.

— Взгляни на Алике. Разве она похожа на жертву насилия?

Нет, Алике была непохожа на жертву насилия. Однако меня

настолько потряс вид страшного орудия пытки, что дальше сдерживаться я уже не мог.

— Она находится в состоянии сосредоточенности, — спокойно ответил профессор, когда я наконец остановился. — Но разве можно осуждать методы, воспитывающие у ребенка внимание и умение сосредоточиваться?

Ткнув пальцем в сторону Алике, он спросил:

— Итак, как наши дела, Марта?

— Совсем неплохо, профессор. Смотрите сами. И вы, Венсен. Видите, она в прекрасном состоянии.

Марта нажала на кнопку. Гудение прекратилось. И доктор один за другим сняла с Алике электроды. Выражение лица девочки мгновенно изменилось. Алике, похоже, выходила из состояния сосредоточенности — такое впечатление, будто она очнулась после глубокого сна. Взгляд ее был устремлен не на нас, а куда-то вдаль.

— Можешь сам ее спросить,— предложил мне Трувер, — раз уж ты нам не доверяешь.

Я поспешил обратиться прямо к Алике, стараясь дать ей понять, что с ее мучителями не имею ничего общего.

— Я — друг, Алике,— сказал я девочке.— И желаю вам только добра. Прошу вас, ответьте, но только честно: что вы ощущаете во время этих процедур? Вам не бывает больно?

Алике ответила вяло — она, видно, еще не совсем вышла из полусонного состояния.

— Больно? Нет. В общем, нет. По крайней мере мне так кажется. Я думала. А разве думать — больно?

— А о чем вы думали? — спросил я, не удовлетворившись ее невразумительным ответом.

— Я думала об электричестве...— Рот ее судорожно передернулся. Я решил, что она вот-вот заплачет. Но она взяла себя в руки — ... Об электричестве — всегда об одном и том же, много часов подряд, и больше ни о чем другом. Под конец становится скучно. Просто надоедает, вот. Больно? Наверно, нет.

— Вот видишь,— произнес Трувер.

Вместо ответа я лишь покачал головой. Я все меньше и меньше верил словам девочки, ибо между ее теперешним состоянием униженного смирения и прежним, в корпусе Д, настороженным, исполненным нескрываемого презрения, была непостижимая разница, и от этого на душе делалось горько. Очевидно, доктор Марта была права: физическое здоровье девочки не страдало. Эти постыдные, бесчеловечные методы в первую очередь были призваны ломать волю и характер!

— А теперь отдыхай, Алике,— сказала ей Марта. — Сегодня ты была умницей. Я тобой довольна. А часика через два мы продолжим.

— Так что скоро ты сможешь вернуться к себе в палату, —прибавил Трувер — Но, конечно, при условии, если и впредь будешь правильно думать — сосредоточиваться только на Э-ЛЕК-ТРИ-ЧЕС-ТВЕ.

Когда он с поистине садистским наслаждением произносил последнее слово, состояние Алике внезапно изменилось; внешне этого не было видно, но я вдруг почувствовал, как на меня словно пахнуло свежим ветерком, развеявшим грустные мысли и горькие сомнения, овладевшие было мною.

Я внимательно наблюдал за Алике. Нет, я не мог ошибиться. Быть может, девочке не понравилось, что ей снова тыкают? А может, ей просто было неприятно разговаривать с Трувером? Как бы то ни было, но выражение ее лица переменилось за секунду: в глазах Алике засверкали знакомые мне мятежные волевые искорки. Она окончательно пришла в себя — это было видно по ее взгляду. Конечно, она ответила профессору очень вежливо и с искренним смирением, однако ж тон явно не соответствовал сказанному — во всяком случае, мне показалось, что в ее голосе прозвучал глухой протест, и даже скрытая угроза:

— Будьте спокойны, господин директор...

Обращение «господин директор» она подчеркнула особо, проговорив его по слогам так же, как Трувер слово «электричество»; меня поразило и само обращение — от нее я это услышал впервые.

— Будьте спокойны, господин директор, я постараюсь вести себя хорошо. Я буду слушаться и думать только об электричестве, изо всех сил, обещаю.

Я мельком взглянул на Марту и по ее безрадостному виду понял, что она также заметила перемену в состоянии Алике и обратила внимание на ее странный тон. А Трувер не заметил ничего — он радостно потирал руки.

Мы вышли из палаты.

— Замечательно,— заключил профессор — Ее поведение обнадеживает. Я же говорил, что сумею ее укротить. Вы тоже молодчина, Марта. Дозировка соблюдена безукоризненно. А как Марк?.. Он в другом крыле,— пояснил мне Трувер — Желаешь посмотреть?

— Его, как я догадываюсь, тоже лечат интенсивно?

— Совершенно верно. После вчерашнего фокуса им обоим это необходимо.

— Нет уж, спасибо. С меня хватит и того, что я уже видел.

— Состояние у Марка почти такое же, как у Алике, — поколебавшись, ответила Марта — Похоже, он угомонился. Но...

— Что такое, Марта? Что вас смущает?

— Если честно, профессор, я думаю, наш метод действует на них недостаточно эффективно. Под напряжением они действительно паиньки, но стоит его отключить, как они тут же приходят в себя.

Однако сомнения Марты ничуть не смутили профессора.

— Вы слишком недоверчивы, Марта,— решительно заявил он — А я уверен — скоро будет настоящий эффект... во всяком случае, ты сам мог в этом убедиться,— усмехнувшись, прибавил он и дружески потрепал меня по плечу — Ведь ради этого ты и прокрался сюда, не так ли? Чтобы увидеть все своими глазами? Ну и как, разве мы похожи на извергов?

63