Вокруг света 1994-07, страница 58

мые расстояния, разделяющие планеты, оставаясь неизменной. Мне повезло, что я не попал в страну вечных льдов. Равнина была наполнена ленивым, как бы летним, зноем. Солнце приятно согревало мои обнаженные члены.

По обе стороны простиралась огромная плоская равнина, густо поросшая короткой зеленой травой. Вдалеке эта трава была выше, и сквозь нее я заметил отблеск воды. По всей равнине эта картина повторялась, и я различил извилистые русла нескольких рек, по-видимому, не очень широких. Около них двигались темные точки, но что они из себя представляли, я определить не мог. Тем не менее было вполне очевидно, что судьба забросила меня на обитаемую планету, хотя я и не мог предположить природу ее обитателей. Мое воображение заселяло пространства кошмарными формами.

Это ужасное ощущение — быть внезапно вышвырнутым из привычного мира в новую, странную и неизвестную среду. Сказать, что я не был наггутан перспективой, не съежился и не содрогнулся, несмотря на мирное спокойствие окружающего, — было бы лицемерием. Никогда не знавший страха, я превратился в сжавшийся комок дрожащих нервов, пугающийся собственной тени. Меня окатило ощущение абсолютной беспомощности, мое тело и мощные мышцы показались мне слабыми и хрупкими, как у ребенка. Мог ли я противопоставить их неизвестному миру? В это мгновение я с радостью согласился бы вернуться на Землю к ожидавшей меня виселице, чем посмотреть в лицо неизвестным ужасам, создаваемым моим воображением. Но вскоре я убедился, что мышцы, которые я ни во что не ставил в этот момент, способны помочь мне пройти сквозь испытания более суровые, чем можно себе представить.

Негромкий звук за спиной заставил меня обернуться, и я с изумлением уставился на первого обитателя Альмари-ка, с которым мне пришлось повстречаться. Его ужасный вид выгнал.лед из моих вен и вернул какую-то часть пошатнувшейся храбрости. Осязаемое и материальное, какую бы опасность оно ни представляло, никогда не может вызвать такой же суеверный страх, как неизвестное.

Сначала мне показалось, что передо мною стоит горилла. Одновременно с этой мыслью я понял, что это человек, но такой, с каким ни я, ни любой другой землянин никогда раньше не сталкивались.

Он был ненамного выше меня, но шире и тяжелее, с мощным плечевым поясом и толстыми, покрытыми узлами мускулов конечностями. На нем была набедренная повязка из похожего на шелк материала, стянутая широким поясом, с подвешенным длинным клинком в кожаных ножнах. На ногах были сандалии, их ремешки охватывали голень. Все эти детали я ухватил с первого взгляда, и внимание переключилось на выражение огромного удивления, написанное на его лице.

Такую мину трудно представить или описать. Голова квадратно покоилась на массивных плечах, шея была столь короткой, что ее едва можно было разглядеть. Челюсть — прямоугольная и мощная; и, когда тонкие губы большого рта разошлись в злобной гримасе, я разглядел его грубые, похожие на клыки, зубы. Короткая жесткая борода, покрывавшая челюсть, была подчеркнута свирепыми, загнутыми кверху усами. Почти рудиментарный нос оканчивался широкими раздувающимися ноздрями. Глаза — маленькие, налитые кровью, серо-ледяного цвета. От густых черных бровей к путанице грубых лохматых волос отлого поднимался низ кии скошенный лоб. Маленькие уши посажены очень близко к черепу.

Грива и борода отливали иссиня-черным, а конечности и тело этого создания почти полностью были покрыты волосами того же оттенка. Конечно, он не был волосат, как обезьяна, но более чем любое из человеческих существ, с которыми мне приходилось встречаться.

Я сразу понял, что существо, враждебное или нет, было грозной фигурой. Он явно излучал силу — жестокую, примитивную, грубую. На нем не было ни одной унции лишней плоти. Массивное, крепко сбитое тело — под волосатой кожей перекатывались мускулы, не уступающие по твердости железу. И все-таки о его опасной силе говорило не только тело. Взгляд, осанка, все его манеры выдавали мощь, за которой стоял жестокий, безжалостный ум. Встретившись с блеском налитых кровью глаз, я ощутил волну исходившего от него раздражения и почувствовал, как мои мышцы инстинктивно напряглись.

Но на какое-то мгновение моя реакция была подавлена

удивлением, когда я услышал, что он говорит на чистом английском языке!

— Цак! Это что еще за человек?

Голос его был резок, раздражающ и оскорбителен. Я почувствовал, как во мне поднимается привычная кровавая злость, но я ее подавил.

— Меня зовут Исайя Керн, — кратко ответил я и запнулся, не зная, как объяснить мое присутствие на его планете.

Наглые глаза с презрением прошлись по моим лишенным волос конечностям и выбритому лицу, и, когда он заговорил, в голосе прозвучала непростительная издевка.

— Клянусь Цаком, да ты мужик или баба?

Моим ответом был чисто инстинктивный сокрушительный удар сжатого кулака, поваливший его на траву.

Меня опять подвела моя вспыльчивость. Но для угрызений совести не было времени. С криком животнои ярости мой противник вскочил и, бешено рыча, бросился на меня. Я встретил его грудью, такой же отчаянный в ярости, как и он, и вступил в борьбу за свою жизнь.

Я, кому всегда приходилось сдерживаться и умерять силу, чтобы не покалечить своих товарищей, впервые в жизни оказался в захвате рук человека, превосходящего меня физически. Я это понял с первого же момента и только с помощью самых отчаянных усилий смог освободиться от стискивающих объятий.

Схватка была короткой и смертельной. Единственное, что меня спасло, — мой противник ничего не смыслил в боксе. Он мог наносить и наносил мощные удары сжатыми кулаками, но они были неуклюжи, плохо рассчитаны и беспорядочны. Трижды я высвобождался из захватов, грозивших мне переломом позвоночника. Он совершенно не умел уклоняться; ни один человек на Земле не пережил бы града ударов, обрушенных на него. И тем не менее он непрерывно наступал, пытаясь схватить меня могучими руками. Его ногти были похожи на когти, и вскоре из множества мест, где они разодрали мне кожу, обильно текла кровь.

Я не мог понять, почему он не воспользовался своим кинжалом, разве только считая, что способен раздавить меня голыми руками. В конце концов, полуослепший от моих ударов, с хлынувшей из разорванных ушей и треснувших зубов кровью, он потянулся за своим оружием, и это движение помогло мне одержать верх в схватке.

Выйдя из полуклинча, он распрямился из оборонительной стойки и выхватил свой кинжал. Я тут же провел короткий боковой удар левой в живот, вложив в него всю мощь корпуса и ног. У него судорожно перехватило дыхание, и мой кулак полностью погрузился в его живот. Он покачнулся, широко открыл рот, и я врезал правой по отвисшей челюсти. Удар начался у бедра и вобрал вес моего тела до последней унции. Он рухнул, как забитый бык, и остался недвижимо лежать; кровь растекалась по его бороде, нижняя губа была разворочена до подбородка и, по-видимому, кроме всего прочего, я сломал ему челюсть.

Тяжело дыша после отчаянной борьбы, с ноющими от сокрушающей хватки мускулами, я разжал кулаки, пошевелил кровоточащими, сбитыми костяшками пальцев и посмотрел на свою жертву, пытаясь понять, не подписал ли я себе собственный приговор. Без сомнения, теперь я не мог рассчитывать ни на что, кроме враждебности со стороны жителей Альмарика. Ну и черт с ними, подумалось мне, семь бед — один ответ. Наклонившись, я лишил моего противника единственного предмета одежды — пояса и оружия и надел их на себя. Проделав это, я ощутил некоторое возрождение уверенности в своих силах. По крайней мере, я был частично одет и вооружен.

Я тщательно исследовал кинжал. Более смертоносного оружия мне никогда не доводилось видеть. Клинок был примерно девятнадцати дюймов в длину, обоюдоострый и заточенный, как бритва. Широкий у рукояти, он сужался к концу до толщины гравировальной иглы. Головка и гарда эфеса сделаны из серебра, а рукоять покрыта кожей, напоминающей шагреневую. Лезвие, несомненно, было из стали, но такого качества, которое мне никогда раньше не приходилось встречать. В целом кинжал был верхом оружейного искусства и свидетельствовал о высоком уровне культуры его создателей.

С восхищением рассмотрев добытое оружие, я опять повернулся к своей жертве, начавшей проявлять признаки возвращения сознания. Инстинкт заставил прочесать взглядом поросшие травой окрестности, и вдалеке, с южной стороны, я увидел группу движущихся ко мне фигур.