Вокруг света 1994-07, страница 62

Я повернулся к мужчине, почти не надеясь обнаружить в нем признаков жизни, ибо видел, что в момент падения ужасные саблевидные клыки гигантского хищника вонзились ему в глотку.

Он лежал в большой луже крови, его горло было страшно изуродовано. Было видно, как пульсирует в ране большая шейная вена, но неповрежденная. Огромная когтистая лапа располосовала ему бок от подмышки до бедра самым ужасным образом. Я видел обнаженную кость, из разорванных вен струилась кровь. Но к удивлению, человек был не только жив, но и в сознании. Правда, пока я его осматривал, его глаза подернулись пленкой и потускнели.

Я отдрвал полосу от его набедренной повязки и наложил на бедро жгут, несколько уменьшивший ток крови; после этого беспомощно посмотрел на него. Несомненно, он умирал, хотя мне было кое-что известно о выносливости и жизнестойкости дикой природы и ее людей. А этот человек был именно таким; с виду он был таким же свирепым и волосатым, хотя и не столь огромным, как тот, с которым мне пришлось драться в первый день на Альмарике.

Я продолжал беспомощно стоять, как вдруг что-то зловеще просвистело мимо уха и вонзилось в склон позади меня. Я увидел торчащую в земле длинную дрожащую стрелу, и в тот же миг услышал яростный крик. Оглядевшись вокруг, я увидел полдюжины волосатых мужчин, несущихся ко мне, на бегу прилаживая стрелы к лукам.

Непроизвольно выругавшись, я помчался вверх по короткому склону; свист стрел вокруг головы будто приделал крылья к моим пяткам. Очутившись под прикрытием кустарника, окружавшего ложбину, я не остановился, а продолжал бежать дальше, раздосадованный и разгневанный. Очевидно, люди Альмарика были столь же враждебны, как и животные, и правильно будет избегать их и в дальнейшем.

Внезапно я обнаружил, что мой гнев вытеснила фантастическая мысль. Я понял некоторые крики мчавшихся ко мне людей. Слова были произнесены по-английски, да и при первой встрече мой противник тоже говорил на этом языке. Тщетно я напрягал ум в поисках объяснения этому. Я обнаружил, что, хотя неодушевленные и одушевленные предметы на Альмарике часто очень напоминали земные, между ними всегда присутствовало и разительное отличие — в веществе, в качестве, в форме или образе действий. Здравый смысл отказывался признавать, что конкретные условия на разных планетах могли развиваться настолько параллельно, что привели к появлению идентичного языка. Но я не мог ставить под сомнение то, что слышал собственными ушами. Выругавшись, я оставил этот вопрос как слишком невероятный, чтобы сейчас тратить время на его обдумывание.

Возможно, этот случай, а может быть взгляд, брошенный на далекие саванны, наполнили меня беспокойством и чувством неприязни к бесплодной гористой стране, где я столько пережил. Встреча с людьми, несмотря на всю их странность и враждебность, разбудила во мне желание человеческого общения, и это безысходное стремление вылилось, в свою очередь, в отвращение к окружающему. Я не надеялся встретить на равнине дружелюбные человеческие существа; но решил рискнуть, несмотря на то, что никакого представления об опасностях, которые мне могут повстречаться, не имел. Перед тем как покинуть холмы, какая-то прихоть заставила меня соскоблить с лица обильную поросль и подровнять косматые волосы с помощью кинжала, полностью сохранившего остроту бритвы. Мне трудно сказать, почет му я это сделал, скорее сработал естественный инстинкт человека, отправляющегося в новую страну и желающего выглядеть «на все сто».

На следующее утро я спустился на травянистую равнину, простирающуюся к югу и востоку, насколько хватало взгляда. Я двинулся на восток и преодолел в этот день много миль без каких-либо приключений. Мне повстречалось несколько извилистых рек с травой вдоль берегов, превышающей мой рост. Я слышал, как в этой траве фыркали и ворочались какие-то тяжелые животные, и обошел их далеко стороной. Впоследствии выяснилось, что предосторожность была совсем не лишней.

Возле рек водились во множестве ярко раскрашенные птицы всевозможных форм и оттенков. Одни — молча, другие — непрерывно издавая резкие крики, кружили над водой или ныряли, чтобы выхватить из глубины добычу.

Далее на равнине встретились стада пасущихся животных — маленьких, похожих на оленей созданий, и забавное существо, напоминающее пузатую свинью с чрезмер

но длинными задними ногами, передвигавшееся огромными скачками, совсем как кенгуру. Это было уморительное зрелище, и я смеялся так, что у меня разболелся живот. Позже до меня дошло, что я смеялся впервые с тех пор, как ступил на Альмарик, если не считать нескольких коротких рыков дикого удовлетворения при виде сокрушенного врага.

Этой ночью я спал в высокой траве неподалеку от реки и легко мог стать жертвой любого бродячего хищника. Но судьба оказалась благосклонной ко мне. Вся равнина оглашалась громовым ревом рыскающих чудовищ, но ни одно из них не приблизилось к моему ненадежному убежищу. Ночь была теплой и разительно отличалась от ночей, проведенных в холодных суровых горах.

На следующий день произошло важное событие. Я не ел мяса на Альмарике, за исключением случаев, когда жестокий голод заставлял меня есть его сырым. Тщетно я искал какой-либо камень, могущий высечь искру. Скалы были из странной породы, неизвестной на Земле. Но в это утро на равнине я нашел в траве кусок зеленоватого камня и, поэкспериментировав с ним, обнаружил, что он обладает свойствами кремня. Упорные попытки, когда я ударял по камню кинжалом, вознаградили меня искрой огня в сухой траве, и вскоре я раздул ее до пламени — мне пришлось здорово потрудиться, прежде чем я смог его загасить.

Этой ночью я окружил себя кольцом огня, поддерживаемого сухой травой и медленно горевшими стеблями растений. Я чувствовал себя в относительной безопасности, несмотря на то, что в окружающей темноте двигались огромные формы; я различал крадущийся шаг огромных лап и мерцание свирепых глаз.

Передвигаясь по равнине, я питался растущими на зеленых стеблях плодам*! — заметив, что их поедали птицы. Они были приятны на вкус, но им недоставало питательности горных орехов. Я с вожделением поглядывал на носящихся вокруг оленеподобных животных, ведь теперь я мог приготовить мясо, но не знал, как его добыть.

В течение многих дней я бесцельно бродил по необъятной равнине, пока наконец не увидел огромный, обнесенный стеной город.

Я обнаружил его вечером, но, несмотря на огромное желание исследовать его подробнее, все же разбил лагерь и решил дождаться утра. Я гадал, заметят ли обитатели города костер и не вышлют ли отряд узнать, кто я такой и каковы мои намерения.

С наступлением ночр город стал неразличим, но в последнем свете угасающего дня на фоне неба отчетливо вырисовался его резкий и мрачный силуэт. На таком расстоянии я не мог разглядеть никаких признаков жизни, только неясные зеленоватые очертания высоких стен и огромных башен.

Я лежал внутри огненного кольца и, напрягая воображение, силился представить возможных жителей таинственного города. Может, это такие же волосатые жестокие троглодиты, с какими я уже встречался? Едва ли те примитивные создания смогли бы возвести подобные сооружения. Возможно, я встречу там высокоразвитый тип человека. А возможно... и образы, слишком темные и неясные, чтобы их можно было описать, зашептались в глубине моего сознания.

Вскоре из-за города взошла луна, залив массивные очертания золотистым сиянием. При таком освещении город казался мрачным и унылым; в его контурах было, несомненно, что-то грубое и отталкивающее. Погружаясь в дремоту, я подумал, что если бы неандертальцы могли построить город, то он определенно напомчнал бы этот, залитый лунным светом колосс.

Глава II

Когда над равниной забрезжил рассвет, я был уже в пути. Со стороны могло показаться верхом безрассудства в открытую направиться прямо к городу, возможно населенному враждебными существами, но мне было не впервой идти на отчаянный риск, к тому же я сгорал от любопытства; в конце концов — я устал от одиночества. Чем ближе я подходил к городу, тем отчетливей проявлялись его особенности. Стены, за которыми проступали смутные очертания башен, были сложены из огромных, грубо высеченных зеленоватых блоков; все это скорее производило впечатление не города, а крепости. Следы каких-либо попыток Обработать, отшлифовать или украсить использованные при постройке камни, отсутствовали. При виде этой грубой и примитивной работы в моем воображении

60