Вокруг света 1994-08, страница 40

пронзает мысль: умру, скоро умру... Нет, не смеешь. Ты же хочешь... да! Вот именно: хочу... хочу жить. Невзирая на весь этот кошмар. Несмотря на то, что ждет меня впереди. Я весь дрожу и в слезах причитаю: «Я хочу жить, просто жить!»

Нет, больше не могу!

Должен! Стисни зубы. Открой глаза. Открываю. Веки слабо моргают. Стряхни пелену.

Ничего не видно...

Прекрати ныть! Сейчас же! Хватай их за шиворот. Ну же, руками! Вот так. А теперь выталкивай взашей. Ну, давай же, давай!.. Хорошо. Они уже не вернутся.

Дыхание тяжелое, прерывистое...

Все в порядке, старина, успокойся. Голова качается на ветру, взгляд затуманен. Накатывает волна. Ее прохлада освежает, бодрит. Хватит скулить! Полезай в спальник. Согрейся и отдохни. Ты выбился из сил. Но только на время. Сейчас все хорошо, слышишь? а.

у вот и чудесно.

Я спокоен, совершенно спокоен. Теперь меня так просто не возьмешь. Подумай хорошенько, взвесь каждую мелочь. Ты жив — значит, у тебя есть шанс. Вспомни все — весь опыт. И воспользуйся им.

Боже, просто ум заходит за разум. Иногда мыслить удается более или менее связно. А иной раз мысль вдруг спотыкается, цепенеет — в голове наступает мешанина, как у пьяного. Потом — полный мрак и мертвая тишина...

Двенадцать безмятежных часов пролетают как один миг. Я пробуждаюсь и чувствую, что жив и что мне хватит сил и дальше бороться за жизнь. Озираюсь по сторонам и ощупываю днище. Немного спустило. Провисший навес трепал ветер. Надо подкачивать плот. Беру насос, делаю тридцать качков — и чрево плота снова становится полным и тугим, как арбуз.

А вид бескрайне-унылого океана по-прежнему действует на нервы. Серое низкое небо, словно саваном, окутывает все вокруг. Голод и жажда отдаются по всему телу пронизывающей болью. Но я все равно ощущаю себя победителем — я научился превозмогать боль.

Осматриваю свои запасы и обнаруживаю, что у меня больше нет рыбы и осталось совсем мало воды. Но это меня не пугает. Немного усилий и терпения, и все это у меня будет: ведь я стал неплохим охотником. Да и к солоноватой воде мне не привыкать...

Наступает пятьдесят третий день моих скитаний по бескрайним просторам Атлантики. Далеко на востоке солнце расцвечивает облака яркими, живыми красками. Ветер мало-помалу гонит нас вперед — меня и плот.

Снова ощупываю днище. Чувствую — заплатка чуть сдвинулась, но пока держится. Если она даже прохудится, я смогу быстро заменить ее, благо опыт у меня есть: днище мне приходилось залатывать уже не раз.

Что касается моего местоположения, я нахожусь в каких-нибудь трех неделях пути от Малых Антильских островов. И я доберусь до них, чего бы мне это ни стоило, даже несмотря на то, что жизнь в моем теле едва теп

лится и на восстановление сил, необходимых для борьбы за выживание, уходит уйма времени. Но чего-чего, а времени у меня в запасе больше чем достаточно. А борьба за жизнь — единственная нить, которая связывает меня с остальным миром. И надо сделать все возможное, чтобы нить эта не оборвалась...

Впервые за все время я наконец пытаюсь основательно просушить спальный мешок. И расстилаю его поверх навеса. Под тяжестью набухшего от влаги спальника навес провисает, того и гляди обрушится. Отработанным движением я хватаюсь за насос и начинаю накачивать дугообразную несущую трубу изо всей силы, на какую только способен. Когда работа закончена, я едва держусь на ногах от усталости. Но отдыхать рано — нужно как следует закрепить спальник, иначе с покатой, снова ставшей тугой крыши плотика его сдует ветром.

Внутри моего жилища темно и прохладно, а снаружи нещадно печет солнце. К вечеру спальник становится почти сухим. Но за ночь он опять отсыреет, и утром придется сушить его снова. И так каждый Божий день.

Опреснитель работает ни шатко ни валко. Очевидно, забился клапан. Тесемка, регулирующая приток воды, свисает наружу — наверное, за что-то зацепилась. Я достаю из аварийной аптечки пинцет и парой резких рывков освобождаю тесемку. Но спустя время она оказывается в прежнем положении — болтается в воде. Тогда я прилаживаю единственную безопасную булавку к карандашу и склоняюсь над опреснителем. Следует быть предельно осторожным, чтобы случайно не проткнуть баллон. Стараюсь высвободить клапан. Этот опреснитель — чтоб ему... — спускает каждую ночь. На рассвете я накачиваю его, сливаю соленую воду и налаживаю снова. Весь день напролет я нянчусь с ним — то и дело подливаю воду, слежу, чтобы не прохудился клапан, поддерживаю необходимое давление воздуха. Мне нужно ухаживать за опреснителем, как доктору за больным, — тогда он поможет насытить мое высохшее тело живительной влагой.

Солнце неторопливо садится на свой величественный трон. Серебристые бусинки медленно набухают на внутренней стенке прозрачного баллона и наконец стекают вниз, увлекая за собой и другие созревшие капли. У меня слипаются веки. Волны, монотонно накатывая на плот, будто выводят колыбельную, а из опреснителя доносится тихое-тихое «кап»... «кап»... «кап»... Но вот я открываю глаза. Как долго я дремал? С полчаса, не больше. Спохватываюсь: неужто опреснитель снова спустил! Проверяю — слава Богу. Надо же, да он почти полон! Пробую воду на вкус. Проклятье, соленая! Двухсот граммов жидкости как не бывало — содержимое баллона я скрепя сердце выливаю в море. Впредь надо будет опорожнять опреснитель каждый час, а то и чаще. И вновь опускаю опреснитель в океан, и вновь начинает он испарять влагу. А я сижу, смотрю, страдая от жажды, и надеюсь в конце концов ее утолить...

20 апреля.

Семьдесят пятый день

К вечеру небо запятнало облаками, идущими бесконечной чередой на запад. Накрапывает мелкии дождь. Это чуть больше, чем роса во время тумана, однако любая возможность добыть хоть немного пресной воды заставляет меня действовать. Часа два стою я, шатаясь на ветру и придерживая жестянку и резиновый тазик, — в конце концов мне удается собрать почти целый литр чистой пресной воды. Моя система сбора дождевой влаги действует безупречно.

Волнение на море несильное, и поводов для беспокойства нет. Я поднимаюсь в полный рост и оглядываю ночной горизонт. Темная вода изредка фосфоресцирует то тут, то там. Прямо на юге небо слегка подрумянивается. Странный просвет появляется и на севере. Что это? Рыболовецкие суда? Боже мой, да откуда же им взяться? Скорее всего это отсветы заката, отражающегося от близкой суши. Я вытягиваюсь как можно выше и мельком замечаю далеко в стороне огонек — он вспыхнул на секунду-другую, не больше. Похоже — луч маяка, бьющий из-за линии горизонта. Следом за тем широкая полоса света стала появляться чаще, как бы подчиняясь определенному ритму: сполох — пауза, двойной сполох — темнота; сполох — пауза — двойной сполох. Такое может происходить только на земле. Точно, впереди земля. «Земля! — кричу я. — Ого-го-го, земля!» От радости я пританцовываю, вытянув вперед руки — словно обнимая невидимого партнера. И не верю своим глазам.

Вот оно, истинное счастье! Настоящий праздник! Так отметь же его, насладись водой вдосталь! Большими, жадными глотками я осушаю залпом почти целый литр драгоценной пресной воды. И чувствую, как наступает легкое головокружение. Время от времени выглядываю наружу и всматриваюсь в даль, чтобы убедиться, что мне это не привиделось. Да нет, никакой это не сон, а самая что ни на есть явь. Да, но что это за маяк? На Антигуа ничего подобного нет. Может, меня отнесло на юг или на север? Плот движется как бы по огромному черному туннелю между двумя просветами. Когда подойду поближе, приделаю к бортам весла — или хотя бы одно — и поплыву, как на лодке. Если же меня станет относить в сторону от земли, включу аварийный радиобуй, и меня непременно услышат. Завтра, лишь только взойдет солнце, я еще раз, теперь уже последний^ щелкну выключателем.

Как ни стараюсь, заснуть не уда-' ется. Я как бы погружаюсь в полудрему и дремлю по полчаса. И всякий раз, пробуждаясь, выглядываю наружу, не веря в реальность происходящего. Прямо по курсу возникает еще одно свечение. Вероятно, утром у нижней кромки горизонта покажутся очертания незнакомого острова. Завтра же, до полудня, надеюсь до него добраться. А пока надо хорошенько отдохнуть и набраться сил.

21 апреля.

Семьдесят шестой день

Наконец наступает доллюжданный рассвет. Я распахиваю настежь полы

38