Вокруг света 1994-10, страница 61— Да, именно так, хотя согласен, что относительно Бюро убийств это звучит смешно. — Вы так его называете? — Название не хуже и не лучше любого другого, — глава Бюро невозмутимо продолжал: — Начав пользоваться нашими услугами, вы обнаружите более твердые и жесткие условия делопроизводства, чем, скажем, в мире бизнеса. Необходимость этого я понял сразу. Это жизненная необходимость. В нашем положении вне закона и в пасти самого закона успех можно обеспечить, только верша справедливость. Мы вынуждены быть справедливы друг к другу и к нашим постоянным клиентам во всем. — Что вы говорите! — воскликнул Холл. — А почему? — Потому что иначе нечестно заключать сделки. Подождите, не смейтесь. Да, мы в Бюро чрезвычайно щепетильны в том, что касается этических норм. Нам необходима уверенность в справедливости каждого нашего дела. Без нее мы не смогли бы продержаться столь длительное время. Поверьте, это так. А теперь к делу. Прежде чем появиться здесь, вы прошли через доверенные каналы. У вас может быть поручение только одного рода. Кого вы хотите уничтожить? — А разве вам неизвестно? — удивился Холл. — Разумеется, нет. Это не моя область. Я не занимаюсь привлечедаем клиентуры. — Возможно, услышав имя, вы не дадите санкцию. Ведь вы, полагаю, не менее судья, чем палач. — Не палач. Я никогда не привожу казнь в исполнение. Это не моя область. Я глава. Я решаю, а руководство на местах и другие члены организации исполняют приказы. — Но эти другие могут оказаться ненадежными? Драгомилов, казалось, был рад вопросу. — О, это было действительно камнем преткновения. Я длительное время изучал вопрос и увидел, что этот момент еще настоятельнее обязывает вести операции только на этической основе. У нас свои собственные представления о справедливости и собственный закон. В наши ряды принимаются только люди с высшей моралью, в сочетании с необходимыми физическими данными и выдержкой. В итоге наши клятвы соблюдаются почти фанатически. Случалось, конечно, попадались и ненадежные, — он замолчал и, казалось, печально что-то обдумывал. — Они поплатились за это. И это было великолепным предметным уроком для остальных. — Вы имеете в виду?.. — Да, они были казнены. Это было необходимо. Но не нами. — Как вы этого избегаете? — Когда мы находим отчаянного, умного и думающего человека — между прочим, выбор делают сами члены организации, — им повсюду приходится сталкиваться с разными людьми и у них больше возможностей встретить и оценить людей с сильным характером. Когда такой человек найден, его проверяют. Его жизнь — залог его верности и преданности. Мне сообщают об этих людях. Но далеко не всегда приходится встречаться с ними, и, естественно, очень немногие из них видели меня. Вначале мы поручаем кандидату совершить нетрудное и неоплачиваемое убийство, ну, скажем, какого-либо жестокого помощника капитана корабля или драчуна-мастера, ростовщика или мелкого взяточника-политикана. Как вы знаете, для общества только полезно удаление таких личностей. Однако вернемся к теме. Каждый шаг кандидата в первом его убийстве обставлен нами с таким расчетом, чтобы собрать достаточно доказательств для осуждения его любым судом. И дело ведется так, чтобы свидетельские показания исходили от посторонних и никому из наших не пришлось бы участвовать в суде. Поэтому для наказания члена организации нам самим не приходилось обращаться к закону. Когда же первое задание выполнено, человек становится своим, преданным душой и телом. После этого он основательно изучает наши методы... — В программу входит и этика? — прервал Холл. — Да, конечно, входит, — у слышал он восторженный ответ. — Это самый важный предмет! Нам претит всякая несправедливость. — Вы не анархист? — задал гость неуместный вопрос. Шеф Бюро убийств покачал головой: — Нет, я философ. — А это то же самое. — С одним отличием. А именно: у анархистов хорошие намерения, а у меня хорошие дела. А какая польза от фи лософии, если ее нельзя применить? Возьмите отечественных анархистов. Вот они решились на убийство. Они строят планы, день и ночь сговариваются, наконец наносят удар и почти всегда оказываются в руках полиции. А лицо, намеченное жертвой, остается невредимым. У нас не так. — И вы никогда не терпели неудач? — Мы стремимся исключить их. Тот из нас, кто из слабости или страха терпит неудачу, приговаривается к смерти. — Драгомилов важно умолк. — У нас никогда не было неудач. Разумеется, для выполнения задания человеку дается год. Ну, а если дело сложное, ему назначаются помощники. Повторяю, у нас не было ни одной неудачи. Даже если я скоропостижно скончаюсь, организация будет продолжать действовать точно так же. — Делаете ли вы какие-либо различия, принимая заказы? — спросил Винтер Холл. — Нет, от императора и короля до самого скромного крестьянина — мы принимаем заказ ото всех, если... вот в этом «если» и заключается главное — если признано, что их приговор социально оправдан. А если плата, что, как вам известно, вносится авансом, принята и данное убийство признано справедливым, убийство непременно совершается. Таково одно из наших правил. Фантастическая идея блеснула в сознании Винтера Холла, пока он слушал. Она была столь дерзкой, что завладела им безраздельно. — Вы чрезвычайно внимательны к этической стороне, — начал он. — Вы, как бы это сказать, энтузиаст этики. — Фанатик этики, — вежливо поправил Драгомилов. — И все, что, по вашему убеждению, справедливо, вы непременно делаете? Драгомилов утвердительно кивнул головой. — Вы задумали кого-то убрать. Кто это? — Мое любопытство так разыгралось, — был ответ, — и я настолько заинтересован в своем деле, что предпочел бы... понимаете, вначале оговорить условия сделки. У вас, разумеется, есть прейскурант, определяемый, конечно, положением и влиянием э... жертвы. Драгомилов кивнул. — Предположим, я хочу убрать короля? — спросил Холл. — Король королю рознь. Цены разные. А ваш человек — король? — Нет, не король, он могущественный человек, но не из числа знатных семейств. — Он не президент? — быстро спросил Драгомилов. — Он не занимает никакого официального поста. Он значительная фигура в частном деле. — Убрать такого человека не так уж сложно и рискованно. Он бы обошелся дешевле. — Нет, не то, — настаивал Холл. — Я могу себе позволить быть щедрым в этом деле. Поручение трудное и рискованное. Это человек могучего ума, необыкновенно увертливый и ловкий. — Миллионер? — Не знаю. — Я бы запросил сорок тысяч долларов, — заключил глава Бюро. — Конечно, узнав точно, кто он, я, возможно, буду вынужден повысить цену. Но не исключено, что могу и снизить. Холл извлек из своего бумажника банкноты, пересчитал и вручил Драгомилову. — Я понял, что в вашем деле требуются наличные, — сказал он, — поэтому я захватил их с собой. А теперь, насколько мне известно, вы гарантируете, что будет убит любой человек, которого я назову... — Разумеется, но с неизменной оговоркой, что расследование подтвердит справедливость приговора. — Ну что ж. Я прекрасно понял. Любой названный мною человек, даже если это будет мой или ваш отец? — Да, хотя так получилось, что у меня нет ни отца, ни сына. — А предположим, я назову себя? — Все было бы сделано. Приказ вступил бы в силу. Нас не касаются капризы клиентов. — Прекрасно. Однако речь идет не обо мне. — Так о ком же? — Имя, под которым он известен, — Иван Драгомилов. Холл выговорил это довольно спокойно и получил столь же спокойный ответ: — Я хочу получить более точные данные. — Родился он, я полагаю, в России и, как мне известно, 59 |