Вокруг света 1994-10, страница 62проживает в городе Нью-Йорке. Он блондин, яркий блондин, и как раз примерно вашего роста, комплекции и возраста. Бледно-голубые глаза Драгомилова пристально и долго изучали посетителя. Наконец он произнес: — Я родился недалеко от Валенко. А где родился ваш человек? — Тоже неподалеку от Валенко. Драгомилов испытующе, в упор посмотрел на собеседника: — Я готов поверить, что вы имеете в виду меня. Холл недвусмысленно кивнул. — Вот так история! — начал Драгомилов. — Вы меня озадачили. Откровенно, я даже не могу понять, зачем вам моя жизнь. Мы с вами никогда не встречались и совершенно не знаем друг друга. Ума не приложу, каковы могут быть мотивы. Во всяком случае, для приведения в действие приказа о казни мне необходимы обоснования ее справедливости. — Я готов их вам дать, — был ответ. — Но вы должны меня убедить. — Як вашим услугам. Мысль обратиться к вам с таким предложением пришла мне в голову именно потому, что я угадал в вас, выражаясь вашими словами, фанатика этики. И совершенно убежден: докажи я справедливость вашей смерти, вы приведете решение в исполнение. Разве не так? — Так... — Драгомилов смолк, но вскоре лицо его озарилось улыбкой. — Только тогда это было бы самоубийством, а у нас, как вы знаете, Бюро убийств. — Вы, естественно, отдали бы соответствующий приказ одному из ваших подчиненных. Насколько я вас понял, под угрозой лишиться собственной жизни он вынужден выполнить приказ. Драгомилов взглянул на Холла, явно польщенный. — Совершенно верно. Из этого видно, насколько совершенна созданная мною машина. Она сработает в любом, даже в этом, самом невероятном случае, предложенном вами. Что ж, вы меня заинтриговали. У вас есть воображение, фантазия. Прошу вас представить этические обоснования моего устранения из этого мира. — Не убии, — начал Холл. — Простите, — прервали его. — Прежде мы должны определить предмет нашего спора, боюсь, очень скоро он может стать чисто теоретическим. Ваша задача доказать мне, что я принес столько вреда, что моя смерть справедлива. А я буду судьей. Кто из лиц неповинных несправедливо уничтожен по моему приказу? В чем я преступил собственные нормы поведения, даже бессознательно или по неведению? — Я понял и меняю ход своих рассуждений. Разрешите узнать, вами ли дано указание на уничтожение Джона Моссмана? Драгомилов кивнул. — Он был моим другом. Я знал его с детства. Он не причинил никому зла, никого не обидел. Холл говорил убежденно, но поднятая рука и довольная улыбка собеседника заставили его умолкнуть. — Приблизительно лет семь назад Джон Моссман построил Дом лояльности. Где он взял деньги? Мелкий банкир, он в этот период неожиданно вовлекается в ряд крупных предприятий. Помните ли вы, какое он оставил состояние? Откуда оно у него? Холл собрался было заговорить, но Драгомилов дал знак, что еще не закончил. — Вспомните-ка, незадолго до постройки Дома лояльности трест Комбайна пошел в наступление на Каролинскую стальную компанию, вызвав ее банкротство, а потом за бесценок проглотил остатки. Президент Каролинской компании покончил с собой... — Чтобы избежать каторжной тюрьмы, — вставил Холл. — Его вынудили к этому шантажом. Утвердительно кивнув, Холл сказал: — Я вспомнил. Это все подстроил агент Комбайна. — Этим агентом был Джон Моссман. Холл слушал с недоверием. Драгомилов продолжал: — Уверяю вас, это можно доказать, и я докажу. Но пока, сделайте милость, примите на веру то, что я сообщаю. Вам могут быть представлены исчерпывающие доказательства. Холл перебрал в памяти все известные ему убийства и нашел еще один случай. — Джеймс и Хардман — президент и секретарь Юго-западной Федерации горняков... — Уничтожены нами, — прервал Драгомилов. — А разве это было несправедливо? Разве это принесло вред? — Но вы же гуманист. Дело трудящихся, как и всего народа, должно быть близко вашему сердцу. А для организации трудящихся смерть двух лидеров — тяжелая утрата. — Напротив, — возразил Драгомилов. — Они были убиты в 1904 году. За шесть лет, предшествовавших этому, Федерация не только не одержала ни одной победы, но потерпела поражения в трех изнурительных стачках. А в первые же полгода, как эти лидеры были убраны, Федерация выиграла большую забастовку 1905 года и с тех пор успешно добивается существенных уступок. — Что вы этим хотите сказать? — спросил Холл. — Хочу сказать, что заказ на убийство сделала не Лига шахтовладельцев. Джеймс и Хардман тайно и неплохо оплачивались ею. Сами горняки представили факты предательства своих лидеров и выплатили сумму, потребованную за услугу. Мы выполнили поручение за двадцать пять тысяч долларов. Винтер Холл явно растерялся, и прошла минута, прежде чем он заговорил. — Разумеется, я не могу не поверить вам, господин Драгомилов. Завтра или послезавтра я хотел бы ознакомиться с доказательствами. Возможно, это формальность, но соблюсти ее необходимо. А между тем мне следует поискать какой-то другой путь вас убедить. Этот список убийств довольно длинен. — Длиннее, чем вы думаете. — И я не сомневаюсь, что для всех жертв у вас имелись аналогичные оправдания. Но учтите, сам я не считаю справедливым ни одно из этих убийств, хотя верю, что, с вашей точки зрения, они справедливы. Кстати, ваши опасения, что спор может стать теоретическим, оказались основательны. Только таким путем, видимо, я могу вас одолеть. Если мы отложим спор до завтра... Вы не хотели бы пообедать со мной? И где вы предпочитаете встретиться? — Думаю, снова здесь, после обеда. — Драгомилов широким жестом указал на уставленные книгами стены. — Авторитетов здесь достаточно, и, кроме того, всегда можно послать в филиал библиотеки Карнеги, он за углом. Он нажал кнопку звонка, и, когда вошел слуга, оба поднялись. — Учтите, я собираюсь одолеть вас, — заверил Холл, расставаясь. Драгомилов снисходительно улыбнулся. — В ваш успех я не верю, — сказал он. — Это исключено. Глава\ Долгие дни и ночи не затихал спор между Холлом и Драгомиловым. Убедившись, что этика опирается на другие науки, спорщики вынуждены были углубиться в них в поисках истины. К заповеди «не убий» Драгомилов требовал от Холла более солидных философских обоснований, чем религия. Чтобы правильно понимать друг друга и четче мыслить, они сочли необходимым прояснить и тщательно обсудить первоосновы своих убеждений и идеалов. Это была схватка двух знатоков, усвоивших к тому же дело практически; к сожалению, достигнутый результат часто терялся в вихре идей и горячке спора. Однако Холл убедился, что его оппонент ищет правды и только правды. И его замечание, что Драгомилову придется расплачиваться жизнью, если он не добьется своего, ничуть не встревожило последнего и совершенно не повлияло на ход его рассуждений. Вопрос ставился так — является Бюро убийств справедливой организацией или нет. Главным тезисом Холла, упорно отстаиваемым им и к которому он сводил нити всех аргументов, была мысль, что в развитии общества настало время, когда оно само должно разработать программу собственного спасения. Прошли времена, когда «человек на коне» или группа таких людей определяли судьбу общества. А Драгомилов, по его убеждению, был именно таким человеком, и его Бюро убийств тем «конем», на котором он восседал, вынося приговоры и карая, и, в определенной степени, понуждая общество идти в том направлении, которое он для него избрал. Не отрицая, что играет роль такого «человека на коне», решающего за общество и направляющего его, Драгомилов упорно отвергал мысль, что общество само способно 60 |