Вокруг света 1994-10, страница 65нулся с человеком, с которым попрощался в три часа прошлой ночью. — Черт возьми, что вы здесь делаете? — выпалил Холл. — Жду, полагаю, когда меня представят, — с невозмутимым спокойствием отвечал вчерашний знакомый. — Я Сергиус Константин, — представился он, протягивая руку. — Вот так сюрприз устроила Груня нам обоим! — Но вы же Иван Драгомилов? — Да, но не в этом доме. — Ничего не понимаю. Но вы же говорили о дочери. — Груня — моя дочь, хотя считает, что она моя племянница. Но это длинная история, я вкратце сообщу ее вам после обеда, когда мы останемся одни. Но, однако, положеньице создалось просто на удивление. Тот, кого я избрал, чтобы присмотреть за моей Груней, оказался, если не ошибаюсь, ее возлюбленным. Не так ли? — Я... я не знаю, что сказать, — Холл запнулся, его ум оцепенел от такой невероятной развязки. — Ведь это так? — повторил Драгомилов. — Вы правы, — последовал быстрый ответ. — Я люблю... ее... я по-настоящему люблю Груню. Но она действительно вас знает? — Только как своего дядю, Сергиуса Константина, главу импортного агентства, существующего под этим именем... Она идет. Так вот, я уже говорил, я тоже предпочитаю Тургенева Толстому. Конечно, это не умаляет силы воздействия Толстого. Верующих отпугивает именно философия Толстого... А вот и Груня. — Вы уже познакомились, — недовольно поморщилась она. — А я-то рассчитывала присутствовать на этой важной встрече. Ласково обняв ее, Константин пошутил: — Что ж ты не предупредила меня, что умеешь так быстро переодеваться? Она протянула Холлу руку: — Пойдемте, пора обедать. И так вместе — Константин, обняв Груню, а она ведя под руку Холла, они прошли в столовую. За столом Холл готов был ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Уж очень все было нелепо, чтобы быть реальностью: его любимая Груня то нападала, то безмятежно шутила со своим дядей, а он — ее отец и, чему она ни за что не поверила бы, главарь страшного Бюро убийств; он же, Холл, возлюбленный Груни, поддерживает ее шутки над человеком, которому заплатил пятьдесят тысяч долларов за приказ о его собственном уничтожении; а сам Драгомилов, невозмутимый, благодушный, казалось, всей душой отдается общему веселью, на лице и в манерах — искренняя сердечность, нет и тени обычной холодности. Потом Груня играла и пела, пока Драгомилов, сославшись на ожидаемого посетителя и желание поговорить с Холлом по чисто мужским вопросам, не заметил, что все детишки ее возраста давным-давно легли в кроватки. Она, ответив на шутливо покровительственный тон отца покорным поклоном, весело пожелала мужчинам доброй ночи и оставила одних. Ее серебристый смех донесся через раскрытую дверь. Драгомилов встал, закрыл дверь и возвратился на прежнее место. — Я весь — внимание, — сказал Холл. — Во времена русско-турецкой войны отец мой был подрядчиком, — начал Драгомилов. — Его звали... впрочем, это не имеет значения. Он сколотил состояние в шестьдесят миллионов рублей, которое я, единственный сын, получил в наследство. В университете меня увлекли идеи радикализма, и я примкнул к организации «Молодая Россия». Это была кучка утопистов и мечтателей, и, конечно, мы потерпели провал. Несколько раз я попадал в тюрьму. Моя жена умерла от оспы тогда же, когда и ее брат Сергиус Константин. Все это произошло в моем имении. Наш последний заговор был раскрыт, и мне грозила Сибирь. Выход был прост. Под моим именем похоронили шурина, известного консерватора, а я стал Сергиусом Константином. Груня была в ту пору совсем ребенком. Из страны мне удалось выбраться довольно легко, а все, что я не смог взять с собой, к сожалению, досталось властям. Здесь, в Нью-Йорке, где шпионов царского правительства больше, чем вы думаете, я оставил себе это имя. Как-то я даже ездил в Россию, конечно, под именем шурина, и продал его владения. Мне так долго пришлось быть Сергиусом Константином и дядей Груни, что я решил им остаться навсегда. Вот и все. — А Бюро убийств? — спросил Холл. — Я создал его, будучи убежден в его справедливости и уязвленный обвинением, что мы только мечтатели, а не деятели. Я доказал, что могу действовать не хуже, чем мечтать. Правда, Груня меня все еще считает мечтателем. Но это потому, что ей многое неизвестно. Одну минутку. Он вышел в соседнюю комнату и возвратился с большим конвертом в руках. — А теперь займемся делами. Ожидаемый мною посетитель — это человек, которому я передам приказ об уничтожении. Я думал сделать это завтра, но ваше неожиданное появление ускорило дело. Вот здесь мои инструкции для вас, — он передал конверт. — 0<фициально все бумаги должна подписывать Груня, но вы ей будете помогать советом. Мое завещание в сейфе. Если я не погибну, до моего возвращения вы будете хранителем моих вкладов. Если я телеграфирую с просьбой о деньгах или чем другим, поступайте в соответствии с инструкциями. Здесь, в конверте, есть шифр, он тот же, что и в нашей организации. Вы же будете и хранителем значительного резервного фонда Бюро. Его хозяева — все члены организации. В случае необходимости они будут из него брать, — Драгомилов с деланным огорчением покачал головой и улыбнулся. — Боюсь, им придется здорово раскошелиться, прежде чем они меня настигнут. — Бог мой! — воскликнул Холл. — Вы их снабжаете средствами для борьбы с вами же. Наоборот, вам следует воспрепятствовать их доступу к фонду. — Это было бы нечестно, Холл. Уж так я устроен, что нечестная игра не по мне. И я беру с вас слово, что в этом деле вы тоже будете играть честно и выполнять мои указания. Не так ли? — Но это же просто чудовищно! Вы просите меня помогать убить вас — отца моей любимой. Это же нелепо. Прекратите все это! Распустите организацию, и со всем будет покончено. Но Драгомилов был непреклонен. — Я уже решил, и вы это знаете. Если я убежден, что прав, я доведу дело до конца. Надеюсь, вы выполните мои указания? — Вы чудовище! Упрямое, неисправимое чудовище, одержимое абсурдным представлением о справедливости. Ваш набитый знаниями ум свихнулся, вы помешались на вашей этике... вы... вы... Не в силах найти подходящее слово, Винтер Холл умолк. Драгомилов сдержанно улыбнулся. — Вы выполните мои указания, не правда ли? — Да, да, да! Я их выполню, — рассерженно закричал Холл. — Ваше право идти своим путем. Никто вас не останавливает. Но почему именно сегодня? Разве завтра у вас не будет времени начать эту безумную авантюру? — Нет, мне не терпится начать ее. Вы попали в точку, это то самое слово: авантюра, точнее — приключение. Именно так. Я грежу приключениями с юности, когда молодым бакунинцем по-мальчишески мечтал о свободе для всех. А чего я добился с тех пор? Я был думающей машиной. Мне удалось создать хорошее дело. Я нажил состояние. Я придумал Бюро убийств и наладил его работу. И все. Разве это жизнь? Я жил без приключений. Я был просто пауком, огромным думающим и составляющим планы мозгом, центром паутины. Наконец-то я рву паутину и ухожу в мир приключений. А почему бы и нет? Вы знаете, что за всю жизнь я не убил ни единой души, мне даже не приходилось видеть убитого человека. Мне не случилось попасть даже в железнодорожную катастрофу. Я ничего не знаю о насилии. Тот, кто владеет недюжинной силой, чтобы творить насилие, никогда не пользовался этой силой, не считая бокса, борьбы и тому подобных упражнений. Теперь я начну жить телом и сознанием, начну новую роль. Ее имя — Сила! Это будет королевская игра. Эта совершенная машина сотворена моим умом. Вопрос в том, действительно ли эта машина сильнее меня, ее творца? Уничтожит она своего творца или творец ее перехитрит? Он как-то сразу умолк, взглянул на часы и нажал кнопку звонка. — Приготовьте машину, — сказал он вошедшему слуге. — Снесите в нее чемодан из моей спальни. Когда слуга вышел, он повернулся к Холлу: — Итак, начинаются мои скитания. Хаас может появиться здесь в любой момент. — Кто такой Хаас? — Всеми признанный самым способным членом нашей организации. Ему всегда поручаются наиболее трудные и 63 |