Вокруг света 1995-06, страница 22

сказал им, откуда я. Последовали взрыв смеха и вопрос:

— А если серьезно?

В то, что я из России, никто не верил, пока я не показала свой студенческий билет, где, как это принято во Франции, было указано место моего рождения. Естественно, последовали удивленные возгласы и на меня обрушился шквал вопросов. Видимо, я была первой русской в кабачке Мари Подерс. Старых моряков интересовало в основном сельское хозяйство. С грехом пополам припоминая подробности сельской жизни, я продолжала постигать на практике все тонкости местного говора.

В кабачок тем временем приходили новые посетители, здоровались со всеми за руку и присоединялись к разговору. Вновь пришедших с удовольствием разыгрывали: предлагали угадать, откуда я родом. Снова приходилось доставать студенческий билет.

Видимо, наш визит надолго запомнился Мари Подерс и ее клиентам. Андрео часто передавал мне от них привет. Несмотря на свою нелюбовь к чужакам. Мари Подерс с удовольствием встречала (и, я надеюсь, встречает до сих пор) гостей, которых приводил к ней Андрео. В прошлом году у нее гостили корреспонденты валлийского телевидения. которых пригласил с помощью Андрео один университетскии преподаватель, валлиец, прекрасно говорящий по-бретонски. Фотография Мари Подерс попала на обложки журналов.

Вообще, в бретонцах меня многое поражало. Например, свойственная им боязнь незнакомых людей И не только иностранцев, но и ближайших соседей. Это особенно разочаровывает собирателей фольклора. Часто они никак не могут добиться у какого-нибудь народного сказителя чтобы он рассказал им сказку или спел несшо. Ответ обычно такой: «Зачем вам наши сказки? Ведь вы не из нашего прихода!» В отличие от наших соотечественников, которые готовы порой излить душу случайному попутчику, бретонцы не привыкли просто так заговаривать с первым встречным. Да и со знакомыми разговор часто ограничивается двумя-тремя фразами. На вопрос: «Как дела?» отвечают обычно: «Спасибо, хорошо», если все в порядке, и «Спасибо, в общем неплохо», если дела не клеятся. Рассказывать же о своих заботах и радостях не принято. Такие новости приберегают для очень близких друзей или родственников. С незнакомыми людьми откровенничать

неприлично, а уж сказки рассказывать... Но если вы приходите к человеку раз, другой, третий, постепенно становитесь его знакомым, то, может быть, вам, как близкому другу, он и расскажет какую-ни-будь из тех историй, что случились давним-давно.

Андрео часто записывает на диктофон разные истории, которые рассказывают ему старички и старушки — им ведь редко когда удается найти благодарного слушателя. Он сетовал, что зачастую бывает очень трудно уговорить какую-нибудь стеснительную бабушку говорить перед записывающим устройством, а если и удается, то порой все ее красноречие кула-то исчезает.

СКАНДАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Kcik я уже говорила, не все бретонцы любят родной язык.

В том же кабачке у Мари Подерс с нами произошла маленькая скандальная история. Когда я мирно беседовала с одним милым дедушкой, заинтересовавшимся тем, как у нас в России выращивают озимые, а Андрео с Валери выяснили у кого-то местный вариант какой-то песни, в бар вошел нетипичный посетитель. Он был одет по-другому, да и держался не так, как все. Позже мне объяснили, что он работал в торговом флоте и часто бывал за границей, поэтому, вероятно, считал себя культурным человеком и смотрел на окружающих немного свысока. Тем не менее он со всеми поздоровался, перекинулся двумя-тремя фразами (по-бретонски, разумеется) со старыми моряками и посмотрел на нас троих.

— А вы тут что делаете, интересно? — спросил он по-французски. Узнав, что мы студенты и приехали сюда попрактиковаться в бретонском, он неожиданно рассердился:

Июнь 1995

— И как вам не стыдно! А еще в университете! Кто только вас там учит? Молодежь, а туда же... Ну они, — он не очень уважительно указал рукой на завсегдатаев кабачка, — люди необразованные, не понимают, а вы-то должны понимать, на каком языке говорите! Это же фашистский язык!

Мы пробовали что-то возразить, но посетитель продолжал свой прочувствованный монолог:

— Дожили! Теперь бретонскии преподают в школах! Хорошо еще не во всех... Да если бы у моих детей в школе преподавали бретонский, я бы забрал их оттуда. Пусть бы лучше совсем без образования остались, чем учили бы этот фашистский язык!

Честно говоря, услышав такое, я просто опешила. Сердитый посетитель удалился, а я решила выяснить у моих друзей, при чем тут фашисты. Вот что мне рассказали.

В любой семье, как говорит пословица, не без урода. Любое национальное движение, особенно если оно встречает упорное сопротивление властей, может приобретать уродливую форму. Патриоты легко превращаются в шовинистов, а борцы за национальную культуру — в террористов. Было такое и в Бретани. Еще до воины на центральной площади Ренна бретонские террористы взорвали скульптуру, украшавшую здание мэрии. Скульптура, изображавшая коленопреклоненную Бретань, отдающую свою свободу Франции, не льстила самолюбию бретонцев.

Это происшествие, естественно, наделало много шуму, как в буквальном, так и в переносном смысле, но несколькими годами позже произошло нечто куда более скандальное: некоторые бретонские писатели. лидеры национального движения, в пику французам, боровшимся с фашистскими захватчиками, стали на сторону оккупантов. Этот факт был подхвачен прессой, и, как это всегда бывает, дурная слава распространилась и на всех тех, кто не имел никакого отношения к политике и занимался только языком и культурой.

Давно ушли в прошлое террористические акты, на смену которым пришли забастовки рыбаков и фермеров но и сейчас, через пятьдесят с лишним лет, у многих словосочетание «бретонское движение» вызывает неприятные ассоциации. До сих пор многие, как тот сердитый посетитель кабачка, уверены, что бретон