Вокруг света 1996-09, страница 7

сте с ним как бы единый организм: самая старая в Ташкенте мечеть, которая многие годы была единственной действующей; турецкие бани, где моется чуть ли не весь базар; гостиница «Чорсу», шестнадцатиэтажным винтом уходящая ввысь; и лежащее прямо у подножия базара здание республиканского художественного объединения «Усто» — приют народных мастеров.

Из-под крыш Чорсу доносится шум многотысячной толпы, слышна гортанная музыка рубабов; дым жаровен и тандыров стелется вокруг базара.

У входа в Чорсу висят связки растений, напоминающих коноплю. Рядом, в большом тазу, эти растения тлеют, обдавая входящих сладковатым, дурманящим дымом. Задержавшись на секунду-другую, люди дают несколько сомов курящей этот фимиам старушке и идут дальше.

— Это исэрек — «вонючая трава», — объясняет мой рыночный гид и ташкентский друг усто-керамист Рамазан Мухамеджанов. — Отгоняет от рынка злых духов. В новую квартиру въезжают — тоже жгут исэрек: его дым опасен не только для злых духов, но и любых микробов.

Он дает старушке пять сомов, и мы входим в огромный зал, где куда прохладнее, чем на улице. Справа тянется бесконечный мясной ряд — быть может, самый большой в мире натюрморт из бараньих и коровьих туш и телячьих голов.

Слева ряд кулинаров, торгующих домашними изделиями, рецепты которых — чисто узбекские.

— Что это? — спрашиваю молодую женщину, перед которой лежит груда янтарных кусков, напоминающих затвердевший и расколотый мед.

— Сахар для диабетчиков, — отвечает она, с тихим удовлетворением всматриваясь в мою удивленную физиономию. — Сахарный песок варим в казане, затем выдерживаем шесть дней. Так из него уходят все вредные вещества, и сахар становится не только безопасным для больных диабетом, но даже полезным, для любого человека вообще — например, спасает от авитаминоза.

Спасительницу человечества зовут Ками-ла. Она работает медсестрой, появляясь со своим сахаром на базаре только в выходные. Подобных ей тут немало. Многие продавцы стряпают свой товар на досуге, а в субботу-воскресенье везут его на Чорсу. Рядом с Ка-милой продает свою домашнюю халву и пашмак с изюмом и орехами пожарный инспектор Шухрат. А дальше начинается чайный ряд, где (тоже в свободное время) работают молодые женщины, девушки, девочки. Их называют «чой-чай» — подающие чай. Они его не только подают всем желающим, но и разносят в керамических цветастых чайниках по базару.

Спустившись с верхней террасы на нижнюю, попадаем в море зелени, овощей В

Ташкенте еще весна, и весь город раскупает свежие виноградные листья. Их используют, как капустные, но они куда вкуснее и полезнее. Не попробуешь сейчас — будешь ждать целый год: только весной в Ташкенте готовят чудо-голубцы из виноградных листьев.

Весной и осенью Чорсу — как обильный огород и цветущий сад. Тугой, налитый соком лук, веселая кудрявая петрушка, редис-

Чашка чаю в полдень — это по-узбекски.

ка размером с картошку, мясистые помидоры, аккуратные и крепкие огурцы... Все это высится и слегка покачивается в красочных пирамидах, живет и дышит зелеными холмами.

— Сколько стоит лук? — интересуюсь, указывая на здоровенный пучок, в котором явно не менее килограмма.

— Три рубля.

— ?!

— Не удивляйся В Ташкенте сомы до сих пор называют рублями, — объясняет Рамазан. — Этот пучок стоит три сома — триста российских рублей. Но рублей у тебя уже никто не возьмет. Хочешь что-то купить — иди в обменный пункт.

Два молодых узбека вкатывают на зеленую террасу тележку с огурцами.

— Откуда огурчики?

— Из Кашкадарьинской области. Каждый день привозим по две тонны.

— И успеваете продать?

— Конечно. Это же Чорсу. Сюда идет весь Ташкент.

Впрочем, сюда же едет весь Узбекистан. Хотя ташкентцы уверяют, что могли бы своими огородами обеспечить базар. И это не пустые слова: каждый кусочек городской земли, в каждом дворе, под каждым окном, даже в самом центре (не говоря уже об окраинах), используется под огород. Однако,

конечно же, Чорсу этим не насытишь. Чорсу — это чрево двухмиллионной столицы и всего Узбекистана Его площадь огромна — десять гектаров, и с верхней террасы видно, как внизу, на главной рыночной площади, волнуется безбрежный торговый океан...

Близится время обеда. Всюду предлагают и свежий плов, и жаркое-кавардак, и шашлык, и самсу, и вкуснейшую узбекскую кашу-горошницу... И мы идем к пекарям, чтобы купить к обеду свежий чурек. Пекарей на Чорсу добрая сотня, но самый вкусный хлеб, по общему мнению, у татарина Рав-шана.

— Любите торговать? — спрашиваю его.

— Конечно! — живо откликается Рав-шан.

— А почему именно хлебом?

— Очень выгодно. У меня семья десять человек, мы всегда пекли для себя — большая экономия. А когда разрешили иметь свое дело, я взял патент, поставил во дворе три тандыра и стал печь для всех. За день продаю 300-500 булок. Хороший базар — хорошая выручка. А ведь мой чурек дешевле, чем магазинный, да к тому же вкуснее и питательнее — в тесто молоко добавляем.

Чурек на Чорсу привозят, самсу — нежные, с хрустящей корочкой, мясные пирожки готовят тут же: бери с пылу, с жару. Мой коллега Виктор Брель подымается на печь и устремляет объектив в ее жаркое и бездонное чрево. Когда пламя уходит, оставив

8

ВОКРУГ СВЕТА