Вокруг света 1996-09, страница 9
зернышку и при варке увеличивается в несколько раз. — Большой у вас участок? — интересуюсь я. — Раньше было всего 12 соток, — отвечает Кабир. — Но разве это рисовая плантация? Все вокруг было занято хлопком... Теперь у нас своих 20 соток да еще арендуем 4 гектара. В соседнем, большом и круглом, как цирк, зале, увенчанном крышей, напоминающей купол юрты, торгуют садоводы: курагой, изюмом, миндалем, арахисом, грецкими орехами, горными фисташками, сухофруктами... Я разговорился с Якубом, фермером-садоводом из Алтарыка. — Каримов дехканам землю дал, — говорит Якуб. — В моей семье восемь человек — все от зари до зари на участке. Часть продукции сдаем государству, часть возим на Чорсу. У нас в Фергане климат лучше, а продавать в Ташкенте лучше. — Ты еще молодой, мог бы в Россию товар возить. — Пробовали, совсем не выгодно. По дороге милиция обирает, на базарах — рэкет. Нет, на Чорсу лучше. За место плачу 40 сомов, 12 за весы: всего 52 сома в день! Килограмм кураги стоит в два раза больше. На Чорсу выгодно и спокойно — никто не пристает, не угрожает Под куполом летают горлинки. Бесстрашно слетают вниз и, радостно воркуя, клюют сушеные фрукты, арахис, фисташки. — Здесь для них еды полно, — улыбается Якуб. — Орешки-марешки... Лошадь — за перепела оренной ташкентец Володя Крайнов, нтлет, бывший десантник, а ныне заместитель генерального директора торговой фирмы «Туркестан», знает узбекский язык, обычаи и традиции не хуже любого узбека. — Я вырос на ташкентских базарах, — говорит Крайнов. — Потому, наверное, такой шустрый. В Узбекистане базар — всему голова. Он-то и предложил отвезти нас на воскресный скотный базар, где (побывав в Средней Азии минимум раз двадцать) я ни разу не был. Рано утром выехали из Ташкента. Путь лежал на Коктерат — городок в предместье Ташкента, у границы с Казахстаном, где Крайнов пять лет искал счастья. Он уехал в Казахстан, когда многие были уверены, что в Узбекистане, обретшем независимость, местным русским жизни не будет. Год назад, разочаровавшись в жизни на чужбине, Володя вернулся обратно, как, впрочем, и тысячи других, убедившихся, что отношение к русским здесь самое благожелательное. У одного из светофоров Володя резко тормозит, пропуская собаку. По узбекскому обычаю, собака, перебежавшая дорогу, — к удаче. Однако, мы все равно опоздали. Когда въехали в Коктерат, шура-базар был уже в самом разгаре. Десятки легковых машин и грузовиков парковались у входа, откуда то и дело выводили упирающихся животных. Крайнов спросил узбека, тащившего на од ной веревке целую восьмерку баранов: — Почем взял? — Просили по 1500 сомов за каждого, взял по 1200, — ответил покупатель, явно довольный такой удачей — Кто же тебе так пособил? — Иргиз. Ну я его тоже не обидел. Меня заинтересовало, кто такой этот Иргиз. Посредник — вот главное действующее лицо на шура -базаре: сводит и мирит продавцов и покупателей. — Он имеет в виду своего посредника. Если хочешь, мы его найдем. На базаре было страшно тесно. Между барьерами, отделявшими баранов от коров, коров от лошадей, толпились люди и животные; люди, торгуясь, азартно кричали, бараны блеяли, коровы мычали, быки ревели, лошади ржали — вавилонское столпотворение! Всюду шли сделки. Возле мощных черных баранов, бодавших друг друга, торговались три человека. Двое крепко держались за руки, а третий, стоя между ними, со всего маху бил по рукам, пытаясь во что бы то ни стало разрубить это пожатие. — Эти бараны из породы «качкор» самые дорогие, — объясняет Крайнов. — Весят до 100 кило! Эти двое, что держатся за руки, — продавец и покупатель. А тот, между ними, — посредник. Без него не обходится ни одна сделка: таков обычай, идущий из древности. Все торги ведутся на узбекском, и Володя берет на себя роль толмача. — Продавец просит по 2500 сомов за барана, — переводит он. — Покупатель согласен взять трех за 7000. Ну вот, кажется, договорились... Сейчас посредник получит свою долю. Покупатель отдает хозяину его веревку и связывает баранов своей. Тоже обычай: продавец никогда не отдаст животных вместе с веревкой — плохая примета 10 ВОКРУГ СВЕТА |
