Вокруг света 1996-12, страница 70

ляндам-гары. Глаза у нее были острые, живые, ироничные. Она подошла, мельком оглядела нас и, встретив мой пристальный взгляд, усмехнулась:

— Ему бы так на молоденьких смотреть! Гости рассмеялись.

— А я уж стара для него. — И, поведя плечом, подбоченясь, повела нас в дом.

Я сразу же спросил, сколько ей лет, она Г кокетливо прикрыла ладонью рот.

— Очень много... Стыдно даже сказать. А зачем тебе?

Нуру пришел на помощь.

— Кино о тебе хочет снимать. Расскажи об Ашуге Алескере...

Ашуг Алескер, известный всему Востоку, народный поэт и сказитель дастанов¹, жил в этих горах более ста лет назад. Как-то на свадьбе он увидел молодую красивую женщину по имени Гюляндам и посвятил ей стихи, которые поет сейчас весь Азербайджан. «Чтобы тебя увидеть, мир отдам...» Но никто, наверное, и не подозревает, что та самая легендарная Гюляндам жива, прекрасно помнит Ашуга и охотно вспоминает о нем.

— Родом он был из Геокчая, а у нас пел на свадьбах

— А какой он был из себя, Ашуг Алескер?

— Был он высокий, красивый, а на голове — черная высокая папаха.

— А песни помнишь, какие он пел тебе? — не отставал Нуру.

— Ну, не буду же я тебе петь их сейчас!

— Хоть одну-две строки. Для русского гостя. Хотя бы вот эти: «Зеленые джорабы, как листики блестят...»

— «Ну, пощади, открой мне дверь, а люди нам простят», — сказала она нараспев, прослезилась и засмеялась: — Старуха, а пою про любовь.

— А родилась ты в этих местах? — спросил Нуру. — Никуда не уезжала?

Ядигяр-киши и его жена. «Ядигяр» в переводе с азербайджанского означает «память». Мужчина-память. И действительно, за сто тридцать пять лет жизни ему, верно, есть, что вспомнить...

Гюляндам-гары. Говорят, что она родилась в 1837 году. В честь Гюляндам-гары знаменитый Ашуг Алескер более ста лет назад сложил стихи, которые поет сейчас весь Азербайджан.

¹ Д а с т а н — поэма, сказание, былина, эпос.

71 ВОКРУГ СВЕТА

— Вон тот дом, где я родилась, — показала она в окно на развалины. — Камень даже не выдержал... А я все живу. Только муж увозил меня к себе.

Гюляндам-гары вышла в соседнюю комнату и вернулась с большой рамой под стеклом.

— Вон теперь у меня сколько внуков. От семнадцати детей моих.

В раме под стеклом, как мозаика, — множество фотографий сыновей, внуков, правнуков и праправнуков. Фотографии маленькие — паспортного формата, иначе всех не уместишь.

Она с гордостью стала рассказывать про каждого: кто кем стал, где сейчас. Я же, вслушиваясь в незнакомый язык, вглядываясь в эту женщину, думал о загадочности ее жизни, забежавшей так далеко вперед. Разве эта женщина одинока? Разве тоскливо ей жить так долго? Нет! Семья разрослась настолько, что не умирающие старики, а непрерывно рождающиеся дети наполняют ее, Гюляндам, жизнью, заряжают ее оптимизмом...

Вдруг, легко поднявшись с ковра, Гюляндам поманила меня и Нуру за собой.

Вошли в полутемную комнату. Гюляндам-гары зажгла свет и села на тахту с разбросанными по ней маленькими подушками. Взглянув на меня снизу вверх, показала мне место рядом с собой. Я сел. Теперь прямо перед моими глазами было ее лицо с сеточкой морщин на щеках; в мочках ушей я разглядел дутые золотые шарики сережек. Такие видел в музее. Их носили персидские модницы начала прошлого века.

Улыбаясь, я взял в руки ее ладони, стал разглядывать линии. Они были глубоко врезаны в кожу, как в кору старого дерева; у запястья руку обхватывало не два, не три, а четыре кольца, по этим кольцам предсказывают длительность жизни.

— Верите в хиромантию? — спросил, подсаживаясь к нам, Нуру Аскеров.

— Нет, — сказал я. — Не верю. Но интересно, в чем разгадка ее такой долгой жизни? В чем причина?

— Я думал об этом, — откидываясь на подушки, разбросанные по тахте, начал Нуру. — Причина здесь не одна, причин несколько. Самая первая, самая главная — оптимизм. Здесь любят жить, и любят жить долго. Если кто-нибудь умирает в девяно

сто, удивляются: как? почему так рано? И начинают острить: наверно, ему не понравилось с нами. Здесь над смертью смеются, а не боятся ее. У этих людей почти нет отрицательных эмоций, все на свете их радует и ничто не огорчает. Это не воспитание, это мироощущение, понимаете? Если ты абсолютно здоров, тебя все должно радовать, если ты злишься на что-то, значит, ты заболел. Так с нами бывает в детстве, потом повседневные заботы отбивают охоту радоваться. Здесь же люди стойко хранят в себе радостные эмоции. Да и сама жизнь в горах не предлагает, пожалуй, стрессовых ситуаций... К тому же чистая вода, чистый воздух, — продолжал Нуру. — Почти нет дыма и пыли. Ездят здесь до сих пор на лошадях, ходят пешком. В этих краях множество минеральных источников, которые дают организму необходимые для жизни микроэлементы. Еда — всегда свежая, богатая витаминами. Свое молоко, мясо, масло. Даже хлеб они едят выращенный своими руками. Каждая семья выпекает лепешку по своему вкусу, и лепешки эти съедают с удовольствием. Это хлеб их земли, хлеб их родины...