Юный Натуралист 1969-02, страница 16

еревню сковал мороз. Замерзли пруды, и выпал ослепительно белый снег. На деревьях кое-где трепетали не успевшие облететь сухие листья.

День выдался ясный. Катя вышла на крыльцо — и зажмурилась: было больно смотреть на искрящийся снег и на яркое, но уже остывшее солнце.

Мимо по дороге пробежал с санками Сережка Чистов.

— Айда на горку! — крикнул Сережка.— Прокатиться дам!

— У меня свои санки есть, — тихо ответила Катя.

Послышался скрип саней. Катя посмотрела на дорогу. Колокольчик, самый старый конь в колхозе, еле тащил большущий воз березовых дров. Рядом, дергая вожжами и стегая лошадь кнутом, шел дядя Ефим. Каждую зиму он заготовлял дрова для клуба и школы и, чтобы делать поменьше ездок в лес, нагружал такие вот большие возы.

Почти у самого крыльца Колокольчик остановился. Ефим заругался, дернул несколько раз вожжами, но конь стоял как вкопанный. Тогда Ефим начал хлестать его кнутом еще сильнее. Катя видела, как задрожала от частых ударов потная спина Колокольчика, как ¹ подогнулись от напряжения и усталости его передние ноги и как с добрых мясистых губ лошади упала на снег теплая пена. Ей стало жалко Колокольчика. Соскочив с крыльца, она подбежала к саням и начала толкать их вперед, чтобы помочь стронуться с места.

— Пустое дело, — сказал Ефим.

Он взял с воза большую хворостину, замахнулся и ударил лошадь. Катя закрыла лицо руками. А когда Ефим замахнулся еще раз, она закричала:

— Не смейте, дядя Ефим! Больно же ему! Вы что, фашист, что ли?

— Что?! — оторопел Ефим и выронил из рук хворостину. — Ты что сказала, паршивка?! — Он шагнул к Кате и схватил ее за руку. — Повтори мне, что ты сказала?

— Не смейте бить лошадь, — спокойно ответила Катя и смело посмотрела в злые Ефимовы глаза.

— Ну, подожди... — угрожающе пообещал он, выпуская Катину руку. — Я на тебя управу найду... К матери тебя не поведу... В школу пожалуюсь — пусть разберутся: можно ли партизана, медаль имеющего, таким словом обзывать?!

Он поднял' с земли хворостину и, замахав ею над головой Колокольчика, закричал:

— Но! Но, пошел! Но!

Отдохнувший Колокольчик напрягся, рванул раз, другой — и сани, жалобно заскрипев полозьями, медленно тронулись дальше.

Оставшись одна, Катя долго стояла на дороге. Потом увидела оброненную Ефимом рваную рукавицу, подняла ее и медленно пошла к дому.

Разгрузив дрова у клуба, Ефим подошел к лошади, ослабил чересседельник и закурил. Цигарка согревала озябшую руку. Струйка синеватого махорочного дыма уплывала вверх, явственно выделяясь на фоне белого, пахнущего свежестью снега.