Юный Натуралист 1971-05, страница 51

50

их, Николай, когда-то сам отлавливал сов для зоопарков. Он с интересом поглядывал на совку.

— Что делать с ней будешь? — спросил как-то ненароком.

— Выпущу! — ответил я.

— Умная птица. В плохой год птенцов не выводит. А как мышей в тундре много, так и она десять-две-надцать яиц в гнездо кладет. Сейчас у нее два-три яйца, значит, на следующий год и лемминга и песца будет мало.

От его ли негромкого, с хрипотцой голоса, такого же привычного для полярных сов, как и храп оленей, и пение пуночек, и тявканье песцов, может, от запахов, что вошли с ним из весенней, пропаренной туманами тундры, может, и еще отчего, только в эту ночь Хромой запел. Проснувшись от страшного крика, я увидел, что совин сидит на столе перед окном, отрешенно смотрит куда-то вдаль. Склонив голову, собравшись с силами, он свистнул по-разбойничьи, свист перешел в шипенье, будто пар под огромным давлением вырвался из котла, и, не останавливаясь, совин заорал темным голосом, страшно, как вещий ворон. Под конец каркнул и на бесовской ноте все оборвал. Жутко стало. Долганин тоже открыл глаза и, перевернувшись на другой бок, ничуть не удивившись, сказал: «Поет совка. Подругу кличет». С тех пор Хромой продолжал петь еженощно, выбирая для этого самую что ни на есть сокровенную тишину, когда все в доме засыпали мертвым сном.

Как-то солнечным утром бригадир охотников навестил нас еще разок. Сорок километров проехал он на собаках через пролив, чтобы угостить полярников гусятиной — гуси на остров не залетали — да заодно, как он сказал, совку порадовать.

Достал он из мешка крупную, почти на голову выше совина, пестро-

коричневую, в летнем наряде полярную сову.

Посадил ее на кровать, и в комнате моей стало заметно теснее. Не успел я и слова сказать, слышу, как кто-то негромко, с восхищением присвистнул. Гляжу на Николая, он — на меня, и расхохотались мы. Это совин сову заметил. Шею вытянул, таращится из-за плеча Николая, с разных точек, как картину разглядывает, рассматривает сову. Видно, уж очень она ему понравилась. А сова словно воды в рот набрала, даже пошевельнуться боится, застыла в том же положении, как усадил ее Николай. Хотел я ее растормошить, только было руку к ней протянул, да отдернул. Показалось мне, что зашипела, щелкнула клювом сова, а это опять Хромой! Сова даже не пошевелилась. Совин начинал возмущаться и шуметь всякий раз, стоило мне только протянуть к сове руку.

— Веселей теперь им будет, — сказал довольно Николай.

— Нет уж. — Как-то само собой пришло решение, что вот сейчас я и расстанусь с совином. — Бери-ка свою сову, — сказал я ему, — пусть они лучше в тундре веселятся.

Мы вынесли птиц на крыльцо и выпустили их. Николай улыбался, глядя, как две точки исчезают в дымной тундре.

В. ОРЛОВ