Юный Натуралист 1972-05, страница 55

иноходью скрывается в зарослях. Чего он испугался? Хочу спросить у Шилкина, но он прикладывает два пальца ко рту:

— Тс-с!

У камня появился медведь. И удивительно: до этой минуты я не чувствовал за спиной ружья, а тут оно вроде потяжелело: вот, мол, я — нужно? Ощутил я его, но не тронул. Ведь давно себе слово дал: любить зверя живым.

Медведь глухо проворчал, точно побранил кого-то, и начал прикладываться то к одному, то к другому зеркальцу. Напился, почесал о камень спину и важно заковылял на гору.

— Теперь пойдем, — сказал, вставая, охотник. — Попробуешь воду, может, догадаешься, почему звери из двух ручьев пьют.

У камня я беру пригоршней воду, пробую ее на вкус. В правом источнике вода горьковато-соленая. В левом — обычная, питьевая. Два родничка рядом — два вкуса воды. Новое чудо природы!

— Ну что, — торопит меня Шилкин, — догадался?

— Эти источники, наверное, им соль-лизунец заменяют.

— А я иначе думаю, — убежденно заговорил он. — В правом ручейке — микстура от желудка, в левом — запивка. Тут, я считаю, у зверей аптека: получил лекарство — и топай дальше. Вот какая штука!.. А теперь спустимся ниже.

Иду за охотником и думаю: «Так оно или нет, но сказано резонно. Ведь лечатся животные травами. Почему же им не пользоваться целебной водой при недуге?»

Чащоба становится все гуще и мрачней. Постепенно к чистым запахам земли и леса примешивается еще один — острый запах сероводорода.

Пробираемся к уступчику на скале, с которого хорошо просматривается лощина. Устраиваемся среди камней, и Шилкин опять шепчет:

— Вглядись-ка во все хорошенько!

Из-под горы вытекает омутненный, чуть

парящий ручеек, а ниже, на равнинке, он разливается вширь. И на стоптанном черноземе — логовище к логовищу.

— Это место я считаю ванным отделением, — глухо басит Шилкин. — Вон, наверное, и тот инвалид, что оставил след на косогоре... Смотри правее!

И я наконец нашел глазами темно-серый клин кабаньей головы над одной из «купален». Рука невольно коснулась приклада ружья.

— Оставь дурить! — Охотник туго сжал мой локоть. — Разве в больнице стреляют? Подумай! И вообще, не таскал бы ты свою «тулку», если на уме такое бывает.

53

И неловко мне от этих слов, и досадно на себя. Не будь рядом этого доброго горца, я бы, пожалуй, выстрелил. Выходит, что еще не одолел в себе привычку: увидел зверя — бей! И на самом деле — на что мне ружье? Я же слово дал...

— Пойдем-ка отсюда, — обрывает мои мысли Шилкин. — Не будем мешать.

Оставили мы свой пост над «ванным отделением» и пошли к ближайшему охотничьему шалашу. И опять я думаю о природе, о людях, о себе. Велик человек, но природа принадлежит не одному ему. Она дает нам, людям, сво!о долю, и мы не должны отнимать у других необходимое. Напротив, надо помогать получать от нее каждому свое, а не тянуться безрассудно к ружью, увидев зверя. И это, наверное, по-своему, но глубоко понимает человек, который спокойной походкой хозяина идет впереди меня. И не только понимает, но делает лесную жизнь приятной себе и другим.

И чувствую, как все больше растет во мне неприязнь к болтающемуся за спиной ружью.

В. ГАТИЛОВ Рис. В. Прокофьева