Юный Натуралист 1973-09, страница 42

54

испортилась* С утра туман упал, днем пасмурно было, моросило. К вечеру отягченные влагой тучи опустились так низко, что цеплялись за мачты. Ветер засвистел в снастях. Со стороны океана пошла крутая зыбь. Высота волны до пяти метров доходила. Буксир запрыгал, валясь с борта на борт.

Окончив бункеровку, рано утром караван двинулся дальше. Путь предстоял нелегкий.

Океан взбесился. Он плевался клочьями белой пены, ревел, шипел, обрушивал на буксир рокочущие валы.

После обеда я поднялся в ходовую рубку. Качало здесь здорово, но свежего воздуха было хоть отбавляй. Дыши сколько хочешь. Стою, разговариваю с вахтенным штурманом. В открытую дверь заглядывает одинокий альбатрос, парящий на уровне мостика. Мы невольно залюбовались гордой птицей.

Вдруг мое внимание привлекло что-то темное, мелькнувшее в воде. Борька?! Я стал всматриваться, но ничего, кроме пенящихся волн, не увидел. Показалось, что ли? Придет же в голову такое. Погода-то какая. Снова что-то мелькнуло. На этот раз заметил не я один. Все, кто был в рубке, выбежали на крыло мостика. Через минуту сомнений как не бывало. Рядом с бортом, на гребне вала, показался Борька!

В клочьях пены, могучей грудью рассекая волны, то скрываясь, то вновь выныривая, зверь резво плыл за буксиром. Подумать только! В такой шторм нашел нас в океане. Вот молодчина!

Кто-то из ребят помчался на камбуз. Вернулся оттуда с куском мяса. Гостинец полетел за борт. Борька подплыл, схватил его, торопливо проглотил и ринулся вперед, к доку. Мы замерли.

Под корму дока даже в штилевую погоду опасно попадать, а сейчас там творилось что-то невообразимое. Док кренился. С уханьем и стоном на его палубу врывались многотонные громады волн. Обессилев, откатывались назад> низвергаясь в океан грохочущими водопадами. Вода клокотала, кружилась в водоворотах, бурлила и пенилась. В этот ад и занесло бедного Борьку.

Подхватило могучего зверя, завертело, скомкало. Он метался, ревел, а вырваться не мог. Вот-вот под корму затянет. Захлебнется, погибнет зверь.

Борька скрылся под водой. «Конец!» — промелькнула мысль. Но в это время, словно торпеда, вылетело могучее тело и, описав дугу, шлепнулось метрах в пяти от дока. По мостику прокатился вздох облегчения. Ура! А зверь во все лопатки улепетывал от страшного места.

А. Гаваньков

НА ДРЕВНИХ

ТЕРРАСАХ

ВАТЕРЛОО

У острова Кинг-Джордж, или, как его еще называют, Ватерлоо, превосходный «аванзал» — широкая бухта, на поверхности которой обычно пляшут десятки небольших птиц петрелл.

В январе 1968 года «Обь» впервые вспугнула петрелл и бросила якорь в бухте Ардли. С тех пор действует здесь советская антарктическая станция «Беллинсгаузен».

Неоспоримые достоинства острова были известны ученым, но его подлинный характер в полной мере пришлось оценить только полярникам. Круглый год, а зимой и весной особенно, дуют здесь бешеные ветры, изводят мокрый снег, изморось, туманы.

От кромки острова, словно распахнутые для объятий руки, уходят в глубину холмы —^большие и маленькие, пологие и отвесные. Между ними — ложбина, расстелившаяся до западного берега, к проливу Дрейка, где смешиваются воды двух океанов, Атлантического и Тихого, и в который с противоположной стороны смотрится Огненная Земля.

Территория станции — два-три квадратных километра пляжа с мелкой шуршащей галькой.

55

Вторая граница станции — большое озеро с прозрачной студеной водой, дающее начало гремящей мелкой Рио-Гранде, как с легкой руки какого-то шутника стали называть эту не то речку, не то ручей.

/ШЛМЛЛШШМММ'

Ш"~~

В самом широком месте Рио-Гранде, достигающем от силы четырех метров, стоит бесхитростная, но очень надежная запруда из каменных глыб, образующая водохранилище для забора воды.

Ватерлоо богатейший, по антарктическим понятиям, уголок, радующий зимовщиков мхами, лишайниками, а иногда даже кустиками трав. Необычайно красив здесь мох— зеленый, салатовый, палевый, черный, — накрепко приросший к камням. Поэтому полярники часто собирают камни с кустиками мха, который в комнате быстро засыхает, но сохраняет тем не менее свой первозданный хрустальный блеск.

В отлив обнаженный берег преображается, белые куски льда, ярко-синие, красные, фиолетовые водоросли, отбеленные кости китов, желтый янтарь китовых усов, чем не живописная картина! Тут же бродят пингвины, «просыпают» жизнь тюлени Уэделла, мельтешат бакланы, качурки, петреллы.

На восточном берегу среди отвесных уте

сов раскинулась огромная колония ослиных пингвинов, захвативших все господствующие высоты. Неуклюжие на берегу, передвигающиеся по земле в отличие от аделек не аллюром, а галопом, ослиные пингвины в воде преображаются и носятся как маленькие торпеды.

Однажды на территории станции объявился императорский пингвин. Это было очень неожиданно. Пингвины — туристы, но отнюдь не путешественники: они не умеют летать и по суше передвигаются медленно. Появление «императора» было расценено полярниками как сенсация, потому что на таком далеком расстоянии от морского побережья этот пингвин появляется редко.

На острых труднодоступных вершинах небольшими колониями в десять-двенадцать гнезд живут черно-белые альбатросы. Вблизи на земле они не имеют царственного вида покорителей морей: сидит большая, как гусь, птица да шипит.

Южный берег — несколько бухт с белыми пляжами. На крупном песке расположилось огромное количество «гаремов» морских слонов.

Слонами этих животных называют не за их размеры, как думают многие (они лишь немногим больше моржа), а за то, что во время брачного сезона у них на носу образуется крупный нарост, похожий на хобот. Когда морской слон сердится, кричит, пытается напасть на человека, досаждающего ему фотоаппаратом, он открывает огромную пасть с острыми клыками, размахивает головой, надувает хобот и выглядит очень устрашающе. Появляются морские слоны здесь обычно весной.

Полная противоположность им — постоянные жители острова тюлени Уэделла. Это игрушечные малыши с серой плюшевой шкуркой и умными глазами. Самки лежат стадами. Возле каждой группы обязательно несколько «сестер милосердия» — тюлених постарше и поопытнее. Когда человек хоть чем-то проявляет свою агрессивность в отношении молодых матерей, старая опекунша бросается вперед и добрую сотню метров гонит чужака, пока не убедится, что он уже не представляет опасности. Но как только дети начинают самостоятельно плавать,\ заботливые опекунши и мамаши заметно теряют интерес к ним, и тюленята растут самостоятельно.

Иногда погода на станции как на заказ. Появившееся солнце разливает тепло. На горах сверкает зелень, а в бухте голубеет вода, казавшаяся до этого свинцово-серой. Тихонько позванивает она ледяными кристалликами, наигрывая прощальную мелодию расставания с этим островом.

Ю. Егоров