Юный Натуралист 1974-05, страница 54

Юный Натуралист 1974-05, страница 54

54

Ночь прошла беспокойно. Несколько раз меня будили дневальные: кто-то, тяжело ступая и сопя, бродил вокруг нашего лагеря.

Наутро мы обнаружили в округе множество медвежьих следов. Отпечатки лап были внушительных размеров; судя по всему, медведь был в возрасте и солиден. Курильские медведи никогда не страдают от голода: реки полны рыбы, заросли бамбука — молодыми сладкими побегами. Что же потянуло хозяина тайги к нашему лагерю? Может, простое любопытство?

Мы позавтракали и пустились в путь. Двигались по-прежнему на юг, преодолевая яростное сопротивление бамбука, крутизну больших и малых распадков. Вскоре обнаружилось, что кто-то невидимый неотступно сопровождает нас. Так продолжалось довольно долго. Мы хитрили, делали неожиданные остановки! затаивались. Но тот невидимый тоже был не промах: он тоже 'затаивался и выжидал. Стоило нам двинуться дальше, тотчас в десятке метров от нас начинал трещать бамбук. Вскоре мы настолько свыклись с присутствием нашего косолапого провожатого, — а что это был именно он, наш

55

ночной возмутитель спокойствия, никто из нас не сомневался, — что когда он неожиданно исчез после обеда, как-то даже взгрустнулось. Но стоило нам выйти к реке, как тут же обнаружили мы на влажном песке совсем свежий медвежий след. Судя по всему, медведь был наш: тот же глубокий, внушительных размеров отпечаток, левая стопа чуть куцая. Вскоре мы увидели и его самого. Медведь был огромный. Он стоял на самой быстрине на задних лапах и внимательно высматривал что-то в воде. Мы затаились и стали наблюдать. Река шумела, медведь был поглощен своим делом, и наше присутствие осталось незамеченным. Вскоре мы увидели, как медведь вдруг резко согнулся и ловко выдернул из воды большую рыбу — он рыбачил. За первой рыбиной последовала вторая, третья. Медведь не ел рыбу. Он душил ее и швырял на берег.

Потом он вышел из воды, по-собачьи отряхнулся и принялся за еду. Он брал рыбу передними лапами, откусывал голову, а туловище откладывал в сторону. Он ел только головы. Ел обстоятельно, не торопясь.

— Гурман, — шепотом сказал один из нас. — То-то было б с нами ночью, если б он проголодался, холера! Товарищ лейтенант, разрешите, я его...

— Отставить! К чему губить зверя? Да и за добро добром платить полагается: он ведь не тронул нас ночью.

Медведь закончил свою трапезу, еще раз отряхнулся от воды и степенно заковылял прочь.

ПОЧТАЛЬОН

Вертолет с почтой прилетал на заставу два раза в месяц; случалось, и реже.

Обычно первым замечал его наблюдатель, сообщал на заставу, а потом все бежали встречать почту. Часто в многоголосой людской толпе можно было увидеть и собак.

Как появился в этой компании теленок, никто, конечно, и не припомнит, но совсем скоро он сделался не только завсегдатаем всех «почтовых пробегов», но и нашим незаменимым помощником. Его навьючивали газетами, посылками, кинокартинами, и все это он безропотно доставлял на заставу.

Прошло время. Теленок наш превратился в ладного, сильного быка, но увлечения молодости не забыл. Неизменно в пестрой толпе встречающих обращал на себя внимание бык иссиня-черной масти, с белой звездой на лбу.

Как-то к нам прилетели артисты: две певицы, аккордеонист — он же жонглер и дрессировщик-иллюзионист. Дрессировщик, сойдя с вертолета, сразу же обратил внимание на Мишку. Подошел к нему, приласкал и, нисколько не ведая о Мишки-ном назначении, взвалил на него свой реквизит. Мишка не возражал и вместе с газетами и кинокартиной доставил этот реквизит на заставу, чем заслужил еще большее расположение иллюзиониста.

Вечером был концерт. Певцы спели несколько песенок, жонглеру не повезло — он все время ронял предметы. Зато дрессировщик-иллюзионист был в ударе: показывал фокусы с картами, заглатывал яйца, стаканы и десятки метров материи. Ему умело ассистировали две его помощницы болонки.

Время было летнее, представление шло прямо во дворе заставы, и Мишка тоже присутствовал. Он даже понадобился иллюзионисту во время одного из его фокусов.

На следующий день артисты собрались улетать, но после серной ванны и жареной форели вдруг расхрабрились и закатили новый концерт. Пока певицы заливались канарейками, а жонглер укрощал предметы домашнего обихода — кастрюли и тарелки, дрессировщик вместе со своими болонками и быком Мишкой пропадал в лесу.

Появился он довольный, сияющий и на

чал выступление. Ни болонок, ни быка с ним не было. Он снова был в ударе. Но вот наконец гвоздь программы — дрессировщик вышел в центр круга, вытащил из кармана детскую дудочку, и нежная ее трель трижды эхом отозвалась в распадке.

Вскоре из леса показался наш Мишка. Он трусцой семенил к дрессировщику, а на широкой черной спине его восседали две беленькие болонки с красными бантиками.

Все зааплодировали. Кто-то крикнул: «Браво!»

И вдруг бык остановился как вкопанный.

Над лесом показался вертолет.

Мишка взревел и со всех ног бросился к стрельбищу.

Болонки в ужасе скатились в траву.

Когда мы вместе с артистами и их багажом прибыли к вертолету, знакомый пилот уже навьючил на Мишку нашу почту и коробки с новой кинокартиной.

Проходя мимо, дрессировщик погрозил Мишке пальцем:

— Нехорошо, приятель, нехорошо. Сорвал номер!

— Ничего, — ответил вертолетчик, — зато свой номер он знает неплохо!

Мишка стоял и виновато моргал добрыми глазами.

В. Андреев