Юный Натуралист 1974-07, страница 15

14

резам с необыкновенно снежной берестой, к палаткам, вяло поокликал хлопцев, вяло отозвался на чей-то возглас.

А потом, протаранив теплую воду, с открытыми глазами поплыв под водой,

|где можно было увидеть обметанные пузырьками, растущие дудочками побеги лилий, и выплыв с шумом наверх, Васька сказал себе, что вот он и счастлив. Иначе отчего бы он пел на лугу, отчего бы побрел, чуточку помешанный от работы, в палаточный городок, когда нужно было сразу бежать спасаться в пруду?

Меряя тихую воду форсистыми хлопками ладошей, он плыл туда, где предостерегающе гоготала гусиная чередка, и те-

|перь так ясно видел волнения последних дней, так понимал причину этих волнений. Нет, не собирался он оспаривать у Дем-бицкого честь лучшего в училище тракториста, а совсем другое звало его на сенокос. Ведь только в эти два счастливых дня, когда водил и водил он сенокосилку по ровному лугу, забывая возвращаться хоть на полдня в училище, — только теперь почувствовал он себя настоящим водителем машин. Несметные волны трав на приднепровском лугу, и это он, он, Васька, скосил все! Было от чего одуреть, захмелеть! И если признаться, там, на тракто-родроме, все-таки не совсем он еще верил в себя, а здесь, на лугу, открыл, что он уже взрослый, что он уже работает... Ах, повремени, не уходи, июнь, и не кончайся, дивная пора сенокоса!

И день не уходи!

Но он уже заканчивался, большой день, уже потемнел пруд, в котором отражалось бронзовое облачко, и Васька, надев на влажное тело рубашку с короткими рукавами и ощутив, как пахнет эта рубашка травами, поплелся в березовую рощу, думая о сне.

И не знал он, что уже теперь для него кончится праздник сенокоса.

Он сунулся в палатку, где уже вторую ночь спало трое или четверо хлопцев, а тут из тьмы брезентовой ночлежки появился Женька Дембицкий и, словоохотливый, набросился на него:

— Как здоровьице, Василь? И мое! А то хотел на меня болезнь напустить! А мы, Василь, считай, вдвоем весь луг скосили. Я вожу, вожу сенокосилку, потом попью воды из фляжки и погляжу в другую сторону — а там твоя сенокосилка....

— И я глядел на твою сенокосилку! — обрадовался Васька тому, что вот и не стоит меж ними ничто, никакая зависть, и оба счастливы, и можно дружить.

— Да, Стодоля приехал, — вдруг спохватился Дембицкий и махнул куда-то в глубь березовой рощи, светлой от частых белоснежных стволов.

И Васька, почувствовав тревогу в его голосе* догадался:

— Меня крыл за то, что не приезжал в училище?

— Крыл! — с досадой вздохнул Дем-бицкии.

— А может, я больше пользы принес тут! Может, я сам знаю, когда надо уходить с луга, а когда нельзя!

Женька снова вздохнул и повел рукою в светлую тьму рощи, а Васька решил, что он показывает ему, Ваське, спасительную дорогу, и он тут же покинул Женьку и подался от своего брезентового логова, чтобы затаиться где-нибудь до полуночи и выждать, пока не уедет Стодоля в Озер-щину. Очень он боялся объяснений со Стодолей, боялся, как бы мастер не увез его с собой в училище — на последние занятия. «А кто тут без нас? — возражал он мысленно Стодоле. — Я, Дембицкий — мы ж гвардия училища, сами так говорили, Борис Павлович!»

Кажется, он заблудился в светлой роще, возвращаясь к своей темной палатке, бродил меж стволов, будто снова и снова затевая игру в жмурки, то раздражался, то тихо посмеивался, и кругом были все те же беловатые березы. И хотя бродил он так, наступая на сухой, мгновенно трескающийся сучок, уже немало, его забавляло это блуждание, о котором так славно будет вспомнить потом, зимой, или в старости. И даже выйдя к палаткам и ощущая на ладонях сухость от прикосновений к матовой коре берез, он еще поплутал немного, уже путая свою палатку с другими, пустовавшими.

Но вот и свой брезентовый дом!

В нем разговаривали полуночники. В брезентовом доме слышался приятный, мужской, уверенный голос Женьки Дембицко-го, и Васька ткнул рукою в полог — принимайте сонного человека!

А тут, в брезентовом доме, и Стодоля. Ба-ба-ба!

В темноте Васька узнал его руку с золотым колечком и округлый подбородок, сел смиренно на слежавшееся подстилкой сено и стал ждать упреков. И пока не начинал ворчбы Стодоля, Васька проклинал себя за неосторожность, за то, что захотел спать на земле, но под брезентовым верхом, когда можно было отправиться спать на луг, нагрести пару охапок подсохшего сена и спать на земле, но под мохнатыми звездами. А теперь жди неприятного исхода, готовься в путь — на последние занятия, чтобы оттуда, с занятий, спешить на сенокос, который так мимолетен.

— Василь, — дружелюбно сказал Стодоля, — завтра повороши сено. Грабельками, грабельками. А то хлопцы, подобно