Юный Натуралист 1974-07, страница 14

13

4

И хорошо, что он уснул. Потому что уже назавтра ночной план показался ему неосуществимым и наивным. Сердитый на Стодолю, который никак не поощрил его за вчерашнее бесстрашие, Васька расхаживал у ворот трактородрома после занятий и то присаживался на седую от пыли лавочку, перебирая в шоколадном портфеле учебники химии, агротехники, то вновь забредал туда, где сизые облака стелились за тракторами, рождающими гром.

Стодоля же словно и не замечал его!

И Васька, с обидою поглядывая на неблагодарного человека, желал невероятного: чтобы опять какое-нибудь происшествие, чтобы можно было блеснуть безрассудной смелостью и чтобы наконец голубоглазый человек услышал его простую просьбу и поступил с ним по совести.

Когда тракторы, закончившие путаные круги, покатили с трактородрома, Васька припустился рядом с лязгающими гусеницами той, лишенной кабины машины. И пока не остановилась машина, все надеялся Васька на катастрофу.

Тут подошел и Стодоля в обметанных белой пылью джинсах и, заморгав прелестными глазами, с недовольством спросил у Васьки:

— Ты чего? У тебя лишнее время? Или будешь ночью сидеть за учебниками?

— А я хочу, может, отремонтировать машину. Если надо, Борис Павлович, то я это быстро! — отвечал, хмурясь, Васька. — А то машина пустая.

— Как пустая?

— А без крыши! — почти с негодованием воскликнул Васька и тронул прочь, понимая, что вовсе напрасен и этот разговор.

Но Стодоля сразу же нагнал его, и за локоть придержал, и в глаза заглянул, и спросил участливо:

— Послушай, ты чего? Через какую-то неделю заканчиваем занятия — ив лагерь. Через неделю! Ну?

— А если хотите знать, я готов дважды героем быть, — продолжая вышагивать по мельчайшему, сыпучему, глубокому, нежному песку, ронял Васька. — Чтоб вам удружить. И чтоб вы меня послали на сенокос. А то нечестно так, Борис Павлович, — Дембицкий — он что, заслужённее меня? А я спас гараж!

— Эх, Василь, — вздохнул сердечно Стодоля. — Ты отличный хлопец, но только... Ладно! Собирайся в учхоз. И чтоб неделю приезжал на общие занятия. На специальные можешь не приезжать, тут у тебя прекрасно, а вот на общие — кровь с носа. По химии подтянись. Пускай конец занятиям, пускай живешь ты уже там,

в том учхозе, а все же, Василь, по химии, по химии! Ты, Дембицкий — вы же гвардия училища!

— Это честно, Борис Павлович? Честно — отпускаете? — просиял Васька, считая в эти мгновения своего мастера самым щедрым на земле человеком.

— Честно, — пожал плечами Стодоля.

— Тогда по рукам! — И Васька, нещадно тиская Стодолину руку, подумал о том, что надо не мешкать и любой попутной машиной добираться до учхоза, чтобы Стодоля не передумал вдруг.

5

Сладкий ветер, вбиравший все запахи скошенных трав, был еще и тепел и головокружителен, и Васька пел. Пел о том, как люб, как мучителен праздник сенокоса, длящийся уже второй день, как желанен глоток сна скоротечной ночью в пустоватом палаточном городке, раскинутом в частокольной березовой роще, и еще о том, как завоеванная им сенокосилка вся пропахла сырой травой. И все, о чем пел он сам, складывалось в простой клич: «Эээээ, эге-ге-ге-ге!»

День большой, и луг большой, и пока чистое солнце медленно ходило по небосводу, луг стал еще просторнее. Сначала Васька и не замечал, как ширится луг, сначала он все водил, водил сенокосилку, изредка лишь вскидывая глаза и узнавая удачливых хлопцев, которых тоже отпустили с последних занятий, на сенокосилках, на волокушах или просто на лугу. А потом, когда тень от сенокосилки легла на луговую землю длинным темным домом, он поразился, какой необъятный этот луг, вроде прибавивший земли.

Лишь к вечеру можно передохнуть на минуту, до хруста в лопатках отвести назад согнутые в локтях руки и удивиться, какой ношей лег на твои плечи день: волны, волны, волны скошенной его машиной, увядающей травы. Да, лишь к вечеру можно вздохнуть и, ощутив сожженную солнцем кожу, вспомнить, как припекало в полдень, каким слоистым, струящимся был воздух, как хотелось броситься хотя бы в этот заросший листьями водяных лилий пруд, что как раз вблизи березовой рощи.

И теперь, когда он возвращался к становью, к палаточному городку, к пруду, он не очень спешил поскорее бухнуться в бу-тылочно-зеленую воду пруда, зная, что купание будет все равно. Ему даже хотелось испытать свое терпение, помучиться еще полчаса без купания в сонной воде, побродить по табору в березовой роще, наслаждаясь смертельной усталостью, ожидая купания и сна.

Он действительно завернул в рощу, к бе