Юный Натуралист 1974-07, страница 16
15 тебе, рвутся на сенокос. И каждому в охоту! «Так, — оборвалось у Васьки внутри, — спасибо, Стодоля. Отомстил за прогул. Спасибочки!» — Теперь мы квиты, Борис Павлович, — крепясь изо всех сил, горловым голосом проговорил он. — Я прогулял — меня с «ашины. Квиты! — Да что ты! — разгневался Стодоля. — Посчитай, сколько машин на нашу группу, на тридцать хлопцев. И каждому надо хоть раз на машине. Пересменка. И все равно ты остаешься на сенокосе. Повороши траву! «Да, сколько там на группу машин? — уныло подумал он, слушая, как шуршит трава под ногами исчезающего в ночи Сто-, доли. — Сколько закреплено за нами машин? Три трактора, зерноуборочный комбайн, грузовой автомобиль, шесть дисковых борон». Наверное, уезжал в Озерщину Стодоля. И, значит, еще не такое позднее время, просто большой был день, спать хочется невыносимо. Как завелся грузовик, как задрожала земля — Васька слышал, а как тронулся грузовик — уже не слышал. И тут, во сНе, начался новый праздник сенокоса, еще чудеснее настоящего. Валы конской травы зелеными ковровыми дорожками устилали чистый дол. Черные, с желтыми кушаками, шмели покидали свои сокровенные соты в земляных гнездах. Жаворонки журчали, как ручьи. Воздух дрожал, как от бешеных пропеллеров, и стрекотала, побеждая стрекот кузнечиков, сенокосилка. Красное солнце на востоке — сенокосилка на лугу. Раскаленное, светлое солнце в зените — сенокосилка на лугу. Карминовое солнце на западе — сенокосилка на лугу. Весь день, весь день! Только рушатся наземь травяные волны, только успевай сунуть в губы горячую, зачерствевшую корку хлеба, только гляди на стройные травы впереди и правь сенокосилку ровно. Как вдруг возникает перед глазами впадина, заросшая густо, вровень со всей луговой землей. И нет уже возможности повернуть, сейчас ухнешь в эту впадину и обязательно помнешь машину. Но все же удается провести сенокосилку по самому краю зеленой впадины и оставить нетронутой траву, а потом снова выровнять полосу. Сенокос, праздник июня, хмель, хмель, а в воздухе, едва остановишь машину, нескончаемое: жвир-жвир-жвир-жвир! Таким солнечным, звонким, веселым привиделся ему сенокос, что на рассвете, пробудившись и выскочив из палатки головой вперед, точно боднув воздух, он ахнул сокрушенно: ведь закончился для него этот праздник, уже закончился! Да, ворошить грабельками траву — какая же это радость? «А может, — сказал он себе, — может, я останусь на сенокосилке?..» Нет, конец празднику, в этом Васька убедился позже, когда выезжали на луг в переполненном кузове машины и когда Крыж хвастал тем, что будет весь день на сенокосилке. Крыж, беспомощный тракторист Крыж, удачливее его! Васька в негодовании сплюнул за борт грузовика. — Послушай, Крыжовник, — нервно попросил он удачливого человека, — ты меня пусти на сенокосилку, а сам повороши траву. Грабельками. Ну, по рукам? — Это ж... это ж Стодоля дал мне задание, — становясь незнакомцем, чужаком, возразил Крыж. — И ты, Василь, хороший водитель, а мне учиться надо, чтоб никогда не теряться. Чтобы в самом критическом положении не теряться! Презирая Крыжа, Василь отвернулся от него, стал постукивать грубой рукою по шершавому борту, который то уплывал из-под руки, то вдруг ударял больно. Конец празднику, а все же не такая скука на лугу. Красное солнце, душистый ве-«тер, конская трава, птичье небо — все то же, то же! И он, уже гордый от своего невезения, взялся за грабли, пошел по шуршащим волнам скошенной травы. Пускай такая жизнь, лишь бы на лугу. Нечаянно посматривая в ту сторону, где маленькой божьей коровкой ползла та сенокосилка, на которой по-прежнему царствовал Дембицкий, Василь испытывал неловкость от одной только мысли о том, что тот может за большой день увидеть его с граблями в руках и посочувствовать ему. 6 Ах, повремени, не уходи, июнь, и не кончайся, дивная пора сенокоса! Пускай и не было в этот день для него праздника сенокоса, пускай ходил си с граблями и страдал от невезения, а все же что-то немо крикнуло в нем, едва Дембицкий с воспаленным от солнца лицом, с бронзовыми руками, уронил вечером в березовой роще: — А знаешь, Василь, луг чистенький, прибранный. Конец сенокоса! И Васька с унынием подумал о том, что теперь пойдут неинтересные дни: прополка проса, прополка огурцов, еще и еще прополка. А ему бы на сенокосилке, на тракторе! Ночью он все не спал, все видел перед глазами бросовую землю возле Чижевич-ского болота и такое соображал, таким покорителем этой целины видел себя! (Продолжение см. на стр. 46) |
