Юный Натуралист 1976-07, страница 15

13

бородами, такие старые-старые старики. Александр Михайлович был нестарый и бритый так, что щеки блестели, как намазанные.

Я посидел-посидел и пошел искать Ладу. В доме лесника ее не было и в машине тоже, а дальше вокруг был такой огромный и черный лес, что я туда на спор не пошел бы.

— Хочешь спать на сене? — услышал я ее голос.

— А ты где?

— Тут. Иди сюда.

Я долго искал сенной сарай — крыша на четырех столбах и под ней сено. Попробовал влезть. Сено набилось и в уши, и под майку, но я снова очутился на земле. Обошел копну кругом, поискал, что бы подставить, не нашел. Попробовал еще раз — не вышло. Я ждал, что Лада вот-вот рассмеется, но она не засмеялась, а предложила:

— Давай руку.

Рука у нее была сильная. Кое-как мы справились, и я оказался на копне рядом с Ладой.

— Как это ты влезла?

— Не знаю. Плохо, что мы городские. Ребята из села умеют куда больше нас.

Может, я уже привык к ней, но теперь Лада говорила совсем не странно. Мы сидели на копне и понемногу разговаривали. Ее хорошо было слушать, да вот долго нужно было разгадывать, что она сказала. Стало холодно, и Лада объяснила мне, что так и должно быть в горах и почему это происходит. И я понял: она ничуть не задается тем, что знает раз в десять больше меня. Просто у нее так получается, и иначе она не умеет. Притворяться не умеет.

Становилось холоднее и холоднее, мы все глубже и глубже зарывались в сено. У меня уже одна голова осталась наверху.

— Жаль, что звезд нет, — сказал я, потому что над нами были доски. — Разглядывали бы их. Красиво.

— Не знаю. У меня, правда, была одна звезда. Моя.

— А у меня есть моя.

И я подпрыгнул. Мы в одно и то же время, слово в слово сказали: я — «Двойная в Медведице», а она — «Двойная в ковше Большой Медведицы».

Лада не удивилась и не спросила, «когда сбудется». Она сказала:

— Это часто бывает. Почти все видят одно и то же и думают во многом одинаково.

Я согласился. Мы с папой ездили в большие города, и там мне казалось, что все тоже откуда-то приехали. Потом я понял, что и эти люди где-нибудь работают, ходят в кинотеатры, а дома у них такие же телевизоры, как у нас дома, и такие же дети, как я, а у детей все такое же, как у меня.

В общем-то, да, у людей почти все одинаковое. Даже звезды. Только лица разные, и то сколько похожих.

Мне стало грустно. Всегда грустно, когда думаешь о таком. В жизни, наверное, не часто происходят исключения. Я буду таким же, как мой отец, и у меня будет такой же сын, а у него — дети.

Это как двойная звезда в Большой Медведице. Каждый думает, что она только его одного звезда.

Я спросил Ладу:

— А почему «была»?

— Потому что это символ. Я уже не верю никаким символам, кроме формул. Формулы хоть иногда можно проверить. В жизни проверить. А все остальные символы не совпадают с тем, что они обозначают.

Никогда она больше так много и понятно не говорила. Потом я просто уснул. Засыпая, подумал: хорошо бы научиться узнавать мысли людей. Пусть и мои знают, но как бы тогда просто было! Люди ведь странно устроены, они редко говорят, что думают. Так вот, прямо в глаза.

Весь следующий день мы просидели с женой лесника Максимовной. Все взрослые взяли рюкзаки, темные очки, шляпы и ушли рано утром с лесником. Они ушли тайком, с вечера ничего не сказали.

Вернулись они поздно, усталые, и, наверное, с ними там что-то неприятное случилось. Нас как маленьких сразу отправили спать, а сами долго жгли керосин и говорили. Мама даже не спросила, где я был ночью. И еще удивительно, что они вернулись с лопатами, а никаких кустов не выкопали. В общем, обиделись мы на них...

Наутро мы с папой ушли в лес. Нас даже мама не заметила. Лада сидела в машине под чехлом и слушала по магнитофону свои уроки французского языка.

— Вот какое дело, — сказал я отцу. — Почему это все так? Почему лесник живет здесь, мы — у себя, а они — в Ленинграде? Почему Лада уже точно будет ученым,

_{а я} _ не знаю кем, и почему мы ездим на

чужую дачу на чужой машине?

_ Ну ты не преувеличивай, — обиделся

папа. — Мы с дядей Витей старые друзья, и никто нам тут не чужой. А у Лады талант. И у дяди Вити талант. Поэтому она будет ученым, а он уже ученый. Будет у тебя талант — и ты станешь ученым.

_ Ты не обижайся, что я так спрошу:

у тебя, значит, таланта не было?

_ А _Что тут обидного? Значит, не было.

Это, брат, штука редкая.

— Ерунда, — сказал я. — Лада говорит, что у каждого человека еще с рожденья все таланты есть. И один какой-нибудь самый сильный.

Папа подумал и ответил: