Юный Натуралист 1977-07, страница 53

Юный Натуралист 1977-07, страница 53

■шяя

ГОГА

Вторую неделю артель из госпромхоза вела на Куклее заготовку мормыша. Эти мелкие рачкообразные в сухом измельченном виде идут на корм аквариумным рыбкам. На Куклее вода от мормыша кишмя кишит, но отловить и заготовить впрок его не так-то просто. Возле камышей артельщики затопляли сотни березовых и крапивных веников, а затем каждые час-полтора проверяли их, отряхивая в лодку прилипших к листьям зеленоватых горбунцов. На берегу мормыша или отваривали, или сразу вялили на марлевых сушилках, постоянно вороша и оберегая от непогоды. Кропотливая, нудная работа! В редкие часы отдыха заготовите\и не находили ничего лучшего, как заваливаться «на боковую». «Скучно им, — беспокоился старшин охотовед из Новосибирска Виктор Ветренко, — а впереди еще четыре недели». Он подумал, что неплохо бы свозить всех в кино, как тут — легка на помине! — из-за соседнего колка вынырнула грузовая машина. «Из деревни Полойка, — узнал знакомого шофера Виктор, — вот с ним и договорюсь». А водитель, кучерявый краснолицый парень, уже шел к Виктору, держа почему-то руки за спиной.

— А я к вам с гостем! — И на землю, неуклюже трепыхаясь, упал только что оперившийся сорочонок. Цыганское, с грустными влажными глазами лицо Виктора еще более помрачнело.

— Зачем поймал? — неожиданно для парня осерчал Виктор. — Вези назад, где взял.

Зная, чем обычно кончается самовольное приручение диких зверей и птиц, Виктор где только мог пресекал эти краткосрочные идиллии. Выросшие в тепличных условиях и выпущенные на свободу птицы и звери, как правило, гибнут при встрече с суровой естественной средой. Вот и этот сорочонок... Но парень пояснил:

— Куда там везти... У ребятни я его забрал в соседней деревне. Замучили бы.

— Вон как... Тогда пусть поживет у вас. На крыло поднимем, там видно будет, — рассудил Виктор и спросил у собравшихся товарищей: — Как, возьмем его в артель?

— С испытательным сроком! — отозвался на шутку напарник Виктора Петр Жданов.

Так сорочонок прописался на стане. Был он пока слаб, неуклюж, кургуз, но горласт. Крики его напоминали кошачьи вопли. «Мну-мну», — неслось из открытого красного зева, хоть уши затыкай.

Озеро Куклей кишело не только мормы-шом, но и гольяном. Виктор принес с берега пригоршню золотистых рыбок и, вы

ждав, когда сорочонок распялит в крике клюв, сунул в него рыбешку. Птенец сглотнул и заорал еще сильнее. После третьей рыбки он замолк и деловито заковылял по стану.

В свободную минуту все теперь тянулись к сорочонку. Несли гостинцы, потешались над запасливостью приемыша. Если тот был сыт, то прятал корм под штабель дров, под палатку, во всякие закоулки. Сунет добычу в щель да еще отойдет и, склонив голову, прикинет, хорошо ли припрятал? Снова подойдет и затолкнет клювом провиант подальше. А однажды приковылял к вороху свежего мормыша, насыпанного на брезент, набрал полный клюв — и под полотно. Сделал ухоронку с одной стороны вороха, потом с другой. Так-то оно вернее.

— Ну учудил! Вот кому кладовщиком работать! — ложились от хохота артельщики. Тут сорочонок, словно поняв похвалу, как пошел бегать взад-вперед, да с припрыжкой, да со стрекотом. Начал прорезаться в нем нормальный сорочий язык.

— Дитя уже говорить пробует, а до сих пор без имени, — посетовал Виктор. — Как назовем его?

Рядились долго.

— Белобок! А? — предложил очередную кличку Петр. И эту забраковали. Сорочонок помалкивал, будто это его не касалось.

— Гога? — гортанно спросил Виктор. И тут птенец вдруг застрекотал. Мол, я и есть! Так прилипло к сорочонку имя. С того дня только и слышно на стане: «А где Гога?», «Что Гога кушал, не пожелает ли косточку?» Виктор радовался: «И кино не надо, свой артист появился».

Жизнь на Куклее шла своим чередом. После проверки ловушек Виктор вставал в лодке и, сложив рупором ладони, кричал на берег:

— Го-о-га! Го-га!

Третий раз кричать не приходилось. На бреющем полете Гога шел точно к лодке.

— Петя, замри! — просил Виктор напарника — добродушного лысоватого мужчину. Тот, поморщившись, каменел, а Гога совершал отнюдь не мягкую посадку на его блестящую маковку. Усаживался поудобнее, раскрывал клюв. Гольяны один за другим исчезали в его глотке.

Насытившись, Гога перелетал на плечо