Юный Натуралист 1977-12, страница 56

дрожала и нервно приподнялась, обнажив кончики белых клыков.

Я, стараясь сохранить достоинство, медленно убрал зависшую в воздухе руку — и тотчас вздыбившаяся было шерсть опала, исчезло угрожающее подергивание губы, опять прежняя безмятежная поза, и только глаза уже неотрывно и внимательно следили за мной.

«Да ты не такой уж и безобидный, — немного уязвленный собачьим недружелюбием, подумал я, — ас виду добродушен и кроток. А впрочем, не мне тебя судить, похоже, что жизнь крепко потерла и потрепала тебя, раз уж так строго ты держишься с людьми. Как же ты попал сюда, бедняга? Отвез ли тебя в город какой-нибудь непутевый мужичок да и оставил тут, а может, умер твой последний хозяин, которому ты служил со всей своей собачьей преданностью, и вот теперь скитаться тебе до последнего твоего часа. Эх, горемыка ты, горемыка!»

В это время какой-то бутуз, алея яблоками щек, растопырив ручонки, с -радостным криком: «Бабака!» — устремился к моему знакомцу, и не успел я сказать и слова, как он уже, присев на корточки, бесстрашно теребил собачью лапу.

К моему удивлению, пес не только не заворчал, а, напротив, слабо, будто в знак доверия, зашевелил хвостом, однако особой радости не выявил. А когда малыш, раззадорившись, навалился на него животом, он осторожно высвободился, встал и, опустив голову и хвост, понуро отошел за мою скамью и снова лег.

Я успел разглядеть его. Пес был высок в ногах, с блестящей темно-рыжей волнистой шерстью, которая под животом висела грязными клочьями, и хвостом, красивым и длинным, как у сеттера. Вообще он производил впечатление интеллигента.

«Голодает, наверное», — подумал я и вынул ему кусок колбасы, но вопреки моим ожиданиям пес не набросился на нее, а сначала недоверчиво взглянул на меня, отчего по его лбу пробежали мгновенные морщины, потом осторожно, как-то краешком зубов, в 1ял колбасу и, потряхивая длинными ушами, потрусил за угол ларька, стоявшего через дорогу.

«Н-да», — только и сказал я, проводив его взглядом. Какая-то неопределенность, раздумье не раздумье, а если и раздумье, то тоже какое-то неопределенное, овладело мной. Это состояние не покидало меня на протяжении всей дороги.

Дома я несколько раз ловил себя на мысли об этой собаке — как она там? Впереди зима, и ей, поди, придется несладко.

Наконец я дождался следующей командировки в тот же город. И вот я снова на знакомом автовокзале. Мое внимание было

настолько сосредоточено поисками Дружка, как я мысленно уже назвал собаку, что мне показалось, будто и народа вокруг не так уж много, во всяком случае, гораздо меньше, чем обычно. А может быть, виной тому была зима, которая в этом году наступила необыкновенно рано.

Было холодно. Дул противный пронизывающий ветер. На тротуарах снег от посыпанной на него соли растаял и превратился в грязную, расползающуюся кашу, но рядом, на газонах, он был белым, нетронутым, и лишь кое-где на его белой поверхности виднелись крестики и штрихи птичьих следов.

Все мои попытки отыскать собаку оказались тщетными. Огорченный, я встал в сторонку, недалеко от входа в автовокзал, и поневоле превратился в наблюдателя. Я все-таки еще не терял надежды найти собаку, и любое движение тотчас же привлекало мое внимание.

Неожиданно я заметил, как из приоткрытой двери вокзала выскользнула серая пятнистая кошка, видно, тоже местная старожилка, и, прижимаясь к земле, быстро побежала к стоянке такси. Но в той стороне, кроме голой площади с несколькими машинами, ничего не было. Что же ей там понадобилось? Я с удивлением стал наблюдать.

Кошка время от времени на мгновенье замирала, чтобы, вытянув шею, оглядеться, и вновь продолжала свой путь. По тому, как уверенно и самостоятельно она двигалась, сразу было ясно, что она идет по заранее намеченному маршруту и с определенной целью. Вот она обошла заснеженный газон, резко свернула направо н стала переходить дорогу с глубокими обледеневшими колеями. Переждала, когда пройдет неуклюжий, громадный автобус, осмотрелась, не идет ли еще что-нибудь железное, и только после этого быстро перемахнула через колеи. Я с интересом наблюдал, что же дальше. А кошка, сейчас-то мне стало ясно, явно направлялась к киоску. Понятно было, почему она сделала такой крюк — теперь она шла к ларьку, видя скрытую от меня заднюю его стенку, где были навалены какие-то ящики. Это для нее, по-видимому, было очень важно. Когда до ларька оставалось три-четыре метра, не больше, она неожиданно припала к земле и замерла. Она что-то увидела, и это что-то, вероятно, и было целью ее рейда.

Теперь ее движения были едва заметны, и продвигалась она какими-то толчками: чуть-чуть подастся вперед — замрет, опять двинется и вновь застынет.

Я знал еще с детства, когда играл с котятами, что те тоже двигались только тогда, когда скребешь пальцем, и замирали, когда шороха не было слышно, — таков ин