Юный Натуралист 1979-06, страница 13

лась редкая черта сельского труженика: верность семейным традициям, земле своей. Хафис потомственный земледелец. Посмотрите, как он входит в жизнь. Сильный, крепкий, уверенный, три профессии в руках. И учебу продолжать надо. И будет. Колхоз поможет...

Прошлой осенью в разгар уборочной небо плотно затянули тучи и пошли дожди. Школьное поле было убрано, и можно было править «бал урожая». Но был еще «клочок» (так в шутку его называли в селе) гектаров двадцать, набитых свеклой, как пирог начинкой. У взрослых до него руки не доходили. И не дошли бы до первого снега. Сто добровольцев — трудовой стремительный десант взялся освободить клочок. Когда последние тонны свеклы улеглись в кузова грузовиков, пошел снег. Через несколько дней на этом же поле состоялись соревнования лыжников на приз ста добровольцев.

...Идем с бригадиром Накией Лукмано-вой по школьному полю. Ухоженные ровные грядки.

— Четвертый раз пропалываем, — досадует Накия, — сорняки настоящий бунт подняли...

Кто работал на свекольном поле, тот знает, что такое прополка, прореживание... Осенью собрав богатый урожай, говорят: «Щедрое поле». Нет, >не поле, а душевная щедрость людей — вот цена урожая.

Вот мнение о бригаде Найма Абдулбя-ровича Абдуллина, первого секретаря Пильнинского райкома партии:

— Недавно вместе с ребятами мы работали в поле. Говорили о школе, о делах бригады — а суть разговора сводилась к одному: какие ребята в селе. Прошлись мы вместе по Красной горке. Новые дома, считай, полторы сотни личных автомобилей, прекрасная трехэтажная школа... И вот чем порадовали меня ребята. Достаток, хорошее материальное положение колхозников ими правильно поняты. Нет у ребят иждивенческой червоточины. Знают цену и своей и родительской копейке. Такие ребята нужны селу, заботы колхоза стали и их заботами.

Вперед, снануны!

Часто вспоминаю их: по самому гребню горы мчится на тонконогом скакуне Рузмет. Рубашка пузырем. Он обвил руками мускулистую шею гнедого коня и, казалось, прикипел к хребту жеребца. Потом я спросил Рузмета, куда он так торопился.

Своих догонял. Думал, они долиной пойдут. А они прямиком, через перевал...

...До перевала, это от подошвы горы так кажется, рукой достать можмо. Воздух

Рис. С. Аристокесовой

бодрит и щекочет ноздри. Он напоен запахом талого снега, альпийских цветов, выполосканных в роднике травинок. Огненный шар солнца опускался на двуглавую вершину горы.

— Вот наткнется сейчас и рассыплется на мелкие черепки, — колдуя над костром, сказал друзьям Рузмет. — А один, малюсенький, упадет прямо нам под казан, в сырые дрова.

Костер разводили после дождя, прямо у юрты. Сильным был дождь. До нитки все вымокли. Друзья Рузмета торопливо ставили юрту. Такую же, как у настоящих чабанов. Старое одноствольное ружьишко поставили возле входа. Мало ли что. Палили из него последний раз еще в начале лета. Большущего ястреба от перепелиного выводка отгоняли. Метко стрелять, это мальчишкам давно известно, каждый чабан должен. Но не в этом искусство настоящего чабана. Главное, не поднимать ружье понапрасну. Зачем табун тревожить? Сто раз прав в этом дядя Джура, старший конюх хозяйства. Провожая ребят в ночное, он вместо приказа и строгого помахивания пальцем сказал:

— На горных пастбищах кони сил набираются, резвости. И еще врачуются. Ночью лекарственные травы сами лошадям знаки подают. Так-то. Не палите из бердана зря. Конь уверенного человека любит.

Перевал остался позади. Мирно похрустывают сочной альпийской травой ^ быстроногие кони. Не нарушить их покой ни волкам, ни крикливым шакалам. Отвязал Валиджон Абидов мохнатых волкодавов. Стражи они — лучше некуда. Сильные, чуткие — каждый величиной с теленка. Ребята их сами дрессировали.

Потрескивает костер, постреливает малиновыми головешками. Из казана вкусно шурпой потянуло. Тихо в горах, один только ручей ребячьему разговору вторит. Я сушу промокшие ботинки и запоминаю рас-