Юный Натуралист 1979-09, страница 44

47

— Не удивляйтесь, это явление вполне нормальное — турачи токуют с ранней весны чуть ли не до середины июня. Летом иногда можно встретить одновременно взрослых, средних и еще совсем маленьких турачат.

Ответ Аманты рассеял все мои сомнения и воскресил было начавшие угасать надежды на знакомство с турачами. Обидно же, в конце концов, возвращаться из поездки без всяких впечатлений об этих приятных птицах!..

«Не может быть, чтобы нам не повезло!» — убеждал я себя.

И повезло-таки! Притом при совершенно непредвиденных обстоятельствах: набрели на силки с запутавшимся в них накрепко турачом-петушком. ■ — Не перевелись, видимо, у нас еще недруги природы, — разразился злой руганью Аманты. — Штрафуют и судят их, и все же кое-кому не терпится втихомолку лакомиться вкусной турачинкой! — И, нагнувшись над пленником, покачал головой: — И ты, простофиля, тоже хорош! На какую-то пшеничку польстился! Соображать нужно, зачем ее около ловушек насыпали.

Пока Аманты «отчитывал» водворенного к себе на колени турача, я срезал с ног и крыльев пленника капроновые нити силков. На удивление, он даже не шелохнулся. Более того, внимательно следил за движением моих рук своими темно-карими глазами, в которых была почти полная отрешенность, какую можно только наблюдать у умирающих птиц и животных.

Но когда я начал смазывать ему йодом ранки и кровоподтеки на ногах и крыльях, смиренность с него словно рукой сняло. Начал вырываться, пытался клюнуть кого-либо из нас своим сильным, черным, чуть-чуть согнутым клювом, царапался когтями. Бесполезно! Где уж, ему, малышу, было справиться с нами!

— Успокойся, успокойся! — утешал его, словно человека, многоопытный Аманты. — Варить-жарить тебя не собираемся. Потерпи малость. Кроме пользы, ничего не будет.

Как бы поняв увещевания, турач снова присмирел и сидел на коленях моего спутника, словно ручная домашняя курица. Когда лечение было закончено, Аманты, улыбнувшись, торжественно протянул турача мне:

— Полюбуйтесь теперь этим пижоном. Ведь на один его «костюм» и то любо-дорого посмотреть.

И вправду — любо! Великолепный и презатейливый «костюм»! Черновато-белого цвета, с желтоватыми пятнами на спине и крыльях. Черно-белые полоски на хвосте и пояснице. На середине шеи — широкое

сплошное коричневато-красное кольцо, красиво отделяющее черную голову от черной груди с белыми пятнами... Ноги краснова-то-желтые, словно обутые в изящные сафьяновые сапожки.

Славная птица!

Верчу ее в руках и так и эдак. Все в ней прелестно и гармонично, все радует взор. Только вес немного подкачал — не более полукилограмма. Вроде бы и маловат при тридцатисантиметровой длине.

— Что будете делать с этим пижоном? — спрашивает Аманты. — Повезете в Москву или даруете волю?

— Я не любитель держать птиц в клетках, — отвечаю. — Голосую за свободу.

— Чудесно! Безоговорочно разделяю ваше мнение. Действуйте!

Осторожно опускаю пленника перед собою на траву. Думаю: «Наверное, помчится не хуже турачихи, вспугнутой нами с гнезда!» А он стоит. Будто так и надо. Вроде бы и не верит в дарованную ему волю.

— Кыш-кыш! — хлопаю в ладоши. — Смывайся, друг!

Крик и хлопки сразу же вывели его из оцепенения. Поглядел на нас и брызнул к ближайшим кустам. Шею палкой вперед вытянул. Головой задвигал. Даже не оглядывается.

Не добежав немного до кустов, взлетел свечой вверх. Минуту спустя низко и горизонтально, медленно — видимо, сил еще не было! — полетел над hhmij. Однако, не пролетев и десятка метров, опустился где-то в их гуще. Тут же оттуда раздался его громкий и ликующий вскрик:

— Туу-рра-а! Туу-рра-а!

Чем был вызван он — благодарностью к нам или радостью свободы, не могу сказать.

Я и теперь с удовольствием вспоминаю эту славную птицу, обитающую на крайнем юге восточного побережья Каспийского моря.

Не знал я прежде о ней. А теперь знаю. Хочется, чтобы и вы о ней узнали.

И. Ракитин