Юный Натуралист 1980-12, страница 40

39

СИАМКА

Незваным гостем он ворвался в нашу квартиру, пробежал две небольшие комнаты, заглядывая во все углы в страхе и озорном желании все увидеть, понять и осмыслить. Так врывается в открытое окно порыв ветра, раздувая занавески, разметая на столе бумаги, гоня по полу тополиный пух.

Ни один сколько-нибудь привлекательный предмет не остался без внимания Сиамки. Он должен был непременно что-то потрогать лапой, этак забавно вывернув ее наружу и топыря крючковатые когти, или потереться мордой, жмуря светло-голубые, родниковой прозрачности глаза, а то упасть на спину и покататься туда-сюда от удовольствия.

Обитателям квартиры он сразу понравился, и никто не возразил против нового жильца.

На улице мальчишки в один голос заявили, что хозяева покрасили Сиамке морду, уши, папы и хвост. Действительно, с первого взгляда похоже, что кто-то так и сделал. Но раскраска была природная, вот только прежний владелец зачем-то отхватил Сиамке хвост — торчал короткий обрубок. Сиамка был светло-бежевый на голове и шее, с постепенным потемнением к хвосту, с темно-коричневыми подпалинами на конечностях. Резко выделялись голубые глаза с черными восклицательными знаками зрачков, которые в сумерках расширялись на всю ширину яблока и отливали жутким красноватым светом. Эти глаза иной раз смотрели прямо-таки демонически.

И мы ждали от Сиамки чего-то необыкновенного, некошачьего.

— О, сиамская порода! — воскликнул, придя к нам, один знакомый. — А вы знаете, что эти коты дорогие?

— Сиамские коты своенравные,— предупредил другой знакомый. — Большие прыгуны, не хуже обезьян. В нашем доме сиганул с седьмого этажа!

Пожалуй, самой главной чертой характера Сиамки была неудержимость. Он мог с ходу прыгнуть на кухонный стол, не заботясь о целости посуды, забраться на белоснежную постель, предназначенную отнюдь не для него, или, того хуже, вскарабкаться вам на спину да еще выпустить когти. Прыгал он тогда, когда никак этого нельзя было предположить. Сидит смирно, посматривает добродушно — и вдруг скок! Опомниться не успеешь, как он уже повис на груди или плече.

В первый же день он смахнул со стола тарелку с кашей, перевернул цветочный горшок, от которого остались на полу одни черепки и распавшийся ком земли, не говоря уже о других мелких проказах. Жена ходила в пятнах йода, которыми прижигала царапины. Это она подобрала Сиамку где-то в переулке замерзающим на снегу и поэтому без ропота переносила его знаки внимания.

Я предложил немедленно избавиться от котенка, отдать соседям, кому угодно, благо сейчас много охотников до кошек и собак, хотя бы тому же знакомому, который оценил его в пятьдесят рублей.

— Дел для Сиамки у нас никаких: мыши не водятся! — обосновал я свое предложение, будучи убежденным, что кошки и собаки непременно должны зарабатывать себе на кусок хлеба каким-нибудь полезным занятием.

Жена воспротивилась, чуть ли не изобразила меня врагом животных и самозабвенно занялась воспитанием Сиамки. Она представляла его забавной игрушкой и совсем выпустила из виду, что нового жильца надо кормить, поить. Началось с того, что, проголодавшись, Сиамка напомнил о себе диким мяуканьем. Я бросил ему кусок белого хлеба. Сиамка понюхал и обернулся ко мне с недоумением, будто это была деревяшка. От рисовой каши тоже отказался и заканючил голосом обиженного младенца, вытягиваясь на ногах и прогибая коромыслом спину.

— Что ты на него сердито смотришь? — сказала жена с укором. — Не ест хлеб, ну и ладно. Налей в блюдце молока. Какая кошка откажется от молока?

Я налил. Сиамка понюхал и фыркнул, как будто ему подсунули эрзац. Я угостил Сиамку маргарином — даже не притронулся, но кусочек сливочного масла соизволил съесть, долго обнюхивая и примериваясь. Пришлось дать ему еще мяса. Сиамка расправился с ним в два счета и заревел во весь голос, прося добавки.

Насытившись, Сиамка вовсе не успокоился. На него нашло игривое настроение: он снова понесся по комнатам — с пола на кресло, с кресла на стол, под шифоньер, на ковер, на оконные занавески. Как крот, он нырял под покрывало на кровати, проползал с одного края в другой и, если при этом с ним заигрывали, хватал лапами сквозь материю, выпуская когти.

Я довольно-таки крепко шлепнул его ладонью после того, как он разбросал но полу начисто отпечатанную рукопись и исколол несколько страниц точно железнодорожным компостером.

— Бить сиамских котов нельзя! — строго предупредила жена. — Ты разве не знаешь? Они злопамятны и могут отомстить обидчику даже через год.

— Каким образом?

— Выцарапать глаза.