Юный Натуралист 1981-09, страница 13ется зимой, будет, значит, у нее сушеное лакомство». В тайге у Федорова не было пустых мест; в каждой ветке или изгибе тропы он видел древние и новые пласты жизни, которую прожили до него звери, птицы или кто-то из его друзей-егерей. Он читал эту чащу как рентгеновский снимок, зорко определяя взглядом происшедшие за день перемены... — Вот здесь,— Александр Андреевич показал мне следы,— сегодня утром проходила к ручью пара сохатых, потом отдыхала в тени берез. Видите, как примята трава? Да, наверное, и сейчас пасется где-нибудь поблизости... Вот здесь узорным полукружьем отпечатались кеды тридцать седьмого размера: это, несомненно, кто-то из пионерлагеря «Автомобилист» возвращался вчера с клюквенного болотца и, видимо, очень торопился к ужину, потому как провалился в прикрытую сучьями мочажину. А вот здесь,— продолжал Федоров, останавливаясь у свежего кострища, возле которого валялись в беспорядке обрывки бумаги и стеклянные банки,— кто-то рубил лапник и варил суп из перлового концентрата. Если б увидел — оштрафовал. Он помолчал немного и добавил, что брошенная стеклянная посуда выполняет роль увеличительного стекла, и если поблизости хворост или сухой мох, то легко догадаться о последствиях... — Эти пожары вот где у меня сидят,— поддержал его Иванов и ребром ладони хлопнул себе по шее.— Вы о 72-м, 74-м годах что-нибудь слышали? — Он тронул меня за локоть.— Вот было время! Из дома — в тайгу, из тайги — в поднебесье, с неба — прямо в бой. Два-три пожара в сутки — можете поверить? Дома нас уже забывать стали... И все же пожары на севере редко бывали повальными, когда огнем объяты целые стволы и пламя бушует, выбрасывая длинные языки. Чаще всего случались пожары низовые — горел лесной хлам, сухая трава, мох, и — высота пламени едва достигала метра. Но сколько несчастий для леса приносил такой огонь! Погибали хвойный подрост, кустарники, выходящие на поверхность корни деревьев. Нередко низовой пожар действовал как раковая опухоль, как мина замедленного действия. Внешне, казалось бы, невредимые, но на самом деле обессиленные деревья уже не могли сопротивляться полчищам жучков-короедов и прочей насекомой нечисти, которая миллионами крепких челюстей вгрызалась в древесную мякоть, превращая ее в труху... Можно ли подсчитать урон, нанесенный живой природе одним невинным на первый взгляд туристским костром? Думаю, математика здесь бессильна. Конечно, можно скалькулировать гектары сгоревшего леса, кубометры нереализованного пиловочника, бруса, «двадцатки», стоимость пожарных работ. Но войдут ли в такую калькуляцию погибшие животные, птицы, растения? Или же подлесок — про- 1 1 образ будущего леса? Этот убыток, моральный и материальный, просто непредсказуем, он не попадет ни в одну бухгалтерскую ведомость, точно так же, как непредсказуема себестоимость содержания лесного пожарника, летчи-ка-наблюдателя, егеря... Мои спутники почти закончили утренний обход. В заячьи и лосиные кормушки, что располагались у тропы, были заложены веники и подсоленное сено, проверены муравейники, у которых обычно кормятся птенцы тетеревиных, размечены заболоченные площади осинника для санитарных рубок. Загорелые, почти медные лица Иванова и Федорова с капельками пота на лбу выражали усталое довольство и благодушие. Мы шли к лесной избушке, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой. Сквозь расступившиеся заросли вдруг показалось блюдце голубой воды — это было озеро Плоское, первое в системе озер, которые соединяет шустрая речка Сия. Я слышал, как в камышах шумно гомонили утки, видимо, пересчитывались, кому какое место достанется в полете. У ближнего берега кишмя кишела рыбья молодь, оставляя бесчисленные круги. Изредка на поверхность воды падали зыбкие отражения пухлых, невесомых облаков. Цвета незаметно переходили один в другой и тут же таяли, поддавшись новой цветовой гамме... Озеро сочно вспыхивало на солнце, манило, звало вперед и, глядя на голубую, в серебряных высверках, воду, я чувствовал, как в меня вливается счастливая тоска по дороге. О. ЛАРИН Фото автора, В. Гуляева, А. Ростовцева и И. Серегина |