Юный Натуралист 1981-11, страница 4847 И все слышат. Оленей кружат, волков гоняют». К собакам очень требовательный и оценивает их поведение самой строгой мерой. — Хухмарь вон стал ленивый, однако, жирный стал... А пес уже старый. Хухмарь, вожак. Взял его, помял, что-то сказал, потом отшвырнул так, что пес перевернулся в воздухе; встал на лапы и — понял все! — кинулся к олешкам, через минуту собрал их и пригнал. Хухмарь умный. В правлении колхоза жил — не понравилось, ушел в тундру, к оленям. Хватились раз: где Хухмарь? — Ему с нами скучно, он к оленям уходит,— сказал председатель. А олени за шестьдесят километров. Приехали туда—точно, лежит около оленей. Надежный пес. Знает: как без оленя? Тундра будет не тундра, даже пейзаж обеднеет и станет непривычным без этих рогатых, кротких и безответных созданий. По рации Папоня сообщил в правление колхоза, что исчезли олешки. Да что проку? Буря, самолету не подняться, не полететь на розыски. Сиди и жди. Три дня и три ночи свистел и злился хад. Кто сказал: день, ночь? Ни дня, ни ночи! Лишь снежная круговерть да морозная мгла. Ни земли, ни неба. Ни луны. И ее проглотил свирепый хад. Однако стихло. Улеглась пурга. Из правления сообщили: вылетел самолет. Папоня с помощниками стали на лыжи и тоже направились на поиски. Надо было «сидеть на связи», то есть ждать и никуда не отлучаться, пока рация не передаст радостную весть, что самолет нашел оленей; да как тут усидишь. Искать надо! Долго не найдешь — пропал олешек, поздно будет! Одним словом, не выдержал Папоня: привык прежде всего полагаться на себя. А на рации пусть женщины посидят, им сподручнее. — Ае-ае-ае! — кричит Папоня, остановившись, чтоб перевести дух, приложив руки рупором ко рту. Так он всегда сзывал оленей и их сторожей — собак, когда надо было собираться в дорогу, перекочевывать на другое место. «Ае-ае-ае-е...» Улетело в тундру, и нет ответа. Самолет летал-летал. Папоня ходил-ходил. Нет олешков. И собак нет. Даже признака не осталось. Все замел хад. Летчик сверху смотрит: бугорок — раньше не было, большой сугроб намело, а из сугроба сухие ветки торчат. Ветер сдул снег, тундра стала серой. А тут белый холмик. А откуда ветки взялись? Вокруг ни одного деревца... Да это не ветки вовсе, а рога, много рогов. Вот они где, олешки. Замело всех. Наверное, уж холодные и твердые, как камень. Прорадировал в колхоз, сделал круг — улетел. Едва затих в отдалении рокот мотора, вдруг бугор зашевелился, распался, показалась одна оленья голова, другая, из сугроба стали выбираться олени. Живые! И собаки тоже живые. Отряхиваясь, они вставали на ноги и нюхали воздух. Где дом? Куда идти? Понурый возвращался к чуму Папоня, колхозный бригадир. Узкие глазки стали еще уже, почернел от горя. Ох, беда, беда! Как жить без олешков? Мрачные думы одолевали старого бригадира. Глядь... Глазам не поверил! Может, кажется: олени гуляют вокруг чума, около них собаки, белые пушистые ненецкие лайки. Их там ищут, в тундре, а они здесь. Откуда взялись? Лайки пригнали из тундры. Старик Хухмарь и его товарищи. Трое суток они, однако, не отходили от стада, ждали, когда кончится непогода. И ни один олень не потерялся. Лайки и дорогу назад нашли... Чем не чудо-собаки? Спасибо вам, однако. Борис РЯБИ НИН |