Юный Натуралист 1983-09, страница 24

22

ции— сущий пустяк! Зато какие подарки! В одном из ящиков лежит древнейшая из всех амфибий мира. Быть может, первый четвероногий Колумб, дерзко оттиснувший пятипалую печать на девственной поверхности континента. Палеонтолог еще раз оглянулся на хмурые ледяные вершины гор и, насвистывая, сбежал по трапу.

Изучение гренландских амфибий заняло гораздо больше времени, чем предполагал молодой ученый. И он не спешил. Он просто не мог работать иначе, чем в лучших традициях шведской школы, школы Стеншё, то есть чрезвычайно обстоятельно, до блеска доводя каждую деталь. А главное, материал был до того сенсационный, так рвался на страницы научных изданий и популярных журналов, что выпускать его без самой тщательной обработки Сёве-Сёдерберг считал невозможным.

Предстояло описать не просто самую древнюю из амфибий, а одно из редчайших, феноменальных доказательств эволюции — «недостающее звено», которое свяжет в единую цепь двухсотмиллионолетний путь рыбообразных — от ордовика до девона — с последующей трехсотпятидесятимиллионолет-ней историей наземных позвоночных.

Пока было два таких звена. Все мало-мальски образованные люди уже знали археоптерикса, найденного в 1861 году. Это звено между рептилиями и птицами наглядно показало, как «рожденные ползать» учились летать. Известен был уже и питекантроп — первое звено над бездной мрака и предрассудков. Мрака, который тысячелетиями разделял мир животных и мир человека.

Ихтиостега, что в переводе с греческого значит «рыбощек» — так окрестил находку Сёве-Сёдерберг,— была третьим «недостающим звеном» и, может быть, самым важным. Не будь этой «четвероногой рыбы», не было бы ни крыла, ни руки. Не было бы прорыва в мир полета и в мир разума.

По правде говоря, «звенья» восхищают ученого далеко не так, как журналиста или даже преподавателя. Палеонтологу, как правило, мало одного звена, пусть даже самого эффектного. Нужна цепочка, серия фактов. Ведь ищет он не доказательства великих превращений жизни, а закономерности таких превращений. Он прекрасно знает, что крупные открытия приносят с собой больше загадок, чем призваны разрешить сами.

И все же ихтиостега была восхитительна! Настоящая рыба, большая и тяжелая. С рыбьей чешуей, рыбьими жабрами, с плоским и перистым сомовьим хвостом. Несомненно, существо это было создано, чтобы двигаться, есть, дышать и размножаться в воде, и только в воде. Но зачем тогда ноги? Не ласты, не плавники, а четыре настоящие лапы сухопутного зверя, с бедром и голенью, плечом и предплечьем, с пятипалой стопой и кистью! Зачем массивные пояса конечностей и креп

кий спинной хребет — опора для мышц, поддерживающих и поднимающих голову? За каждой такой конструкцией угадывались миллионы лет отбора и совершенствования. Судя по всему, ихтиостега действительно могла выходить на сушу, непонятно только, для чего это ей было нужно.

Портрет Сёве-Сёдерберга, молодого человека с тонким, грустным лицом, висит над рабочим столом профессора Михаила Александровича Шишкина, тоже всемирно известного исследователя земноводных. Портрет появился здесь давно, еще когда вчерашний студент Миша Шишкин пришел работать в Палеонтологический музей. Кабинеты палеонтологов в музее невелики и почти всегда загромождены шкафами и ящиками, завешаны схемами и картами. В таких кабинетах держат только очень нужные для работы вещи — такие, как этот портрет.

А ихтиостега стала очень знаменитой. Правда, и ее пытались было объявить не переходной формой, а чём-то вроде палеозойского дельфина — наземным животным, вторично вернувшимся в воду. Но подозрение это было опровергнуто. Гипсовая копия ихтиостеги стоит на почетном месте в Палеонтологическом музее и ждет, когда рядом с ней встанут другие «недостающие звенья» и расскажут что-то новое о самых первых и самых трудных шагах жизни по земле.

Выход позвоночных на сушу во многом остается загадкой. Ясно одно — ихтиостега и даже ее потомки, жившие миллионы лет спустя, были только разведчиками, а не завоевателями континентов. Крупные, до четырех метров, эти хищники-рыбоеды не смогли бы прокормиться случайной охотой. Большие многоножки и мечехвосты выходили на сушу так же редко, как и они сами. Да и шансов на успешную охоту в таких случаях у полурыбы практически не было. Ведь на добычу она нацеливалась всем телом, потому что голова намертво соединялась с туловищем из-за отсутствия шейных позвонков. А такой способ охоты удобен только в воде. Настоящие же обитатели суши: клещи, мокрицы, мелкие многоножки и черви — были не только слишком малы. Как и сейчас, они жили и кормились в почве, среди отмирающих растений или под камнями. До поры до времени четвероногим пришлось ограничиться «рыбным столом». В жарком девоне, где засухи сменялись затяжными ливнями, водоемы то растекались безбрежным разливом, то сжимались в мозаику луж, стариц и топей, ямы кишели беспомощной рыбой. Побеждал тот, кто во влажной туманной ночи ковылял сквозь заросли, кто проползал по песчаным дюнам и с шумом плюхался в воду. Охотника кормят ноги. И ноги учились ходить.

И. ЯКОВЛЕВА Рис. Р. Варшамова