Юный Натуралист 1984-08, страница 36

34

ТЫСЯЧИ поклонов

За древним русским городом Дмитровом, чьи земляные валы и старинные храмы помнят времена Юрия Долгорукого, начались славные талдомские леса.

Временами проглядывало солнце, и чересполосица хмурого или жарко-солнечного неба, дождя и разогретых косогоров становилась веселее, как только пошли эти плавные, поросшие смешанным лесом холмы и уютные долинки, написанные всеми оттенками зеленого — от нежно-салатного до угрюмо-черного цвета сумрачных елей и пихт.

На одном взгорье мы увидели группу ягодников: женщины из ближайшего села, одетые в туристские серо-зеленые куртки и наглухо обвязанные платками, несколько девчонок и мальчишек, неотличимых между собой из-за полевой одежды, все в резиновых блестящих сапогах. Они сказали нам, что земляничные места начинаются километрах в пяти отсюда. Водители двух остановившихся рядом машин, услышав это, сразу же отправились вперед. Эти горожане-ягодники заметно торопились, чтобы опередить пешеходов с бидонами и лукошками. Мы не поехали за ними, а решили брать ягоду здесь, где остановились.

Сразу за придорожным кюветом нам встретился земляничный лист. А в десяти метрах от дороги, в лесу, в лучах снова выглянувшего солнца, между бриллиантами росы и дождинок, зажглись рубиновые капельки земляники, оттененные кружевом листа. Ягоды в листве казались более крупными, чем потом, когда сорвешь их. Присядешь на корточки — и взгляд отмечает сразу ягод двадцать в разных местах, но едва начнешь отыскивать их рукой, и они разбегаются, словно играя в прятки.

Мы медленно уходили от шоссе и убеждались, что здесь, на самой опушке леса, ягодники пока не побывали — видимо, все, даже местные жители, считали, что «возле огорода ягода не растет», и уходили подальше, вглубь, оставляя нетронутыми ближние поляны, закрайки петляющей лесной дороги, прогалы между соснячком и березовым колком.

Мы решили идти в глубь леса до тех пор, пока обильно ягодное место само не остановит нас — и оно остановило уже шагах в пятидесяти. Посреди поляны стоял старый обомшелый пень, весь поросший, как осенью опятами, так сейчас земляничными стеблями. Каждый стебель почти без листьев склонился под тяжестью трех-четырех темно-красных перезрелых ягод с крупными желтыми крупинками на боках.

Земляника была прохладная, сладкая и густо-ароматная. Оглядевшись, я увидел, что вся поляна сверкает красными точками, будто кто-то рассыпал по земле оборванную с кистей рябину. Земляника была здесь крупнее, может быть, от соседства черничного листа,— давно заметил, что там, где растет целебная черника, соседка ее земляника и крупнее и слаще.

Самое долгое в сборе хоть ягод, хоть грибов — покрыть дно лукошка. А как только дно закрыто, дальше ягода сама идет. Мы неторопливо освобождали согнутые земляничные стебли от сладкой тяготы, они распрямлялись, как яблони, и я мысленно увеличил земляничный стебель до высоты яблоневого ствола — нет, земляника'несла гораздо больше тяжести плодов, чем яблоня. Ягоды покрыли дно как-то очень быстро. Меньше любой пуговицы, невесомые, они были необыкновенно пахучи, и вот уже из лукошка доносится до меня тонкий, все более отчетливо слышимый запах детства.

Разочаровавшая нас с утра дождливая погода стала большим подспорьем теперь: не так злы комары. Стоило протянуть руку к семейке стеблей, как спрятавшиеся под ними злыдни тут же облепливали пальцы, с недовольным сонным гудением — на звон у них не хватало сил — вились над головой. Такая уж охрана у красоты, вкуса и аромата земляники — гвардия «тощих дьяволов». Представляю, каково бы нам пришлось в жаркий солнечный день!

Мы продолжали брать ягоду и в дождь. Вскоре снова проглянуло солнце, зажглись солнечные прожектора, светившие из вершин, и на поляне, живописно чередуясь, легли полосы искрящегося света и теней от стволов. Распрямившись, я оглядел поляну. Хрупкая гармония ее была уже нарушена нами, тут и там были протоптаны тропки, на них серебрилась изнанка помятых листьев и трав, не сверкала больше роса.

Как недолго мы тут, а уже!.. Впрочем, оправдал я себя, у растительного мира необыкновенная способность к восстановлению. Вспомнить только, как растет трава на аэродроме, ежедневно сминаемая и сжигаемая самолетами, и снова упрямо растет! А сколько раз приходилось видеть вспученный и разорванный асфальт, толщу которого легко взломал невидный махонький росток, отпрыск соседнего дерева! Растения обманчиво слабы и обманчиво хрупки, и завтра эта поляна будет снова так же свежа и чиста, как до нас. Ученым не постигнуть до конца тайну самоочи-