Юный Натуралист 1985-08, страница 11

Юный Натуралист 1985-08, страница 11

9

2 «Юный натуралист» № 8

Рядом метнулся тенью Федосов:

— На другой стороне стоянки еще один пост, снять?

— Давай!

Перебегая от самолета к самолету, Клевцов, как на конвейере, делал одни и те же движения: открывал створки, срывал контршпонки и поворачивал краники. Добежав до середины' стоянки, он намочил бензином платок, обернул им «лимонку». И в это время открыл стрельбу часовой. Федосов, видно, не успел добраться до него. «А где Будурук?» — мелькнула мысль, но времени искать главстаршину уже не было. Клевцов швырнул гранату как можно дальше и упал на землю. Взрыв выхватил на миг короткокрылые желтые самолеты, и сразу над машинами взвилось пламя. Огонь метнулся в стороны, захватывая все новые и новые истребители. И скозь гул пожара послышалась стрельба у казармы. Это завязали бой Табарыкин с Акимовым. Клевцов кинулся туда.

Как только Табарыкин услышал выстрелы на стоянке, очередью он свалил часового у входа, прикладом вышиб окно и впрыгнул в казарму. Камикадзе сползали со своих коек, еще не очнувшись от сна.

— Руки! — закричал Табарыкин, замахиваясь гранатой.— К стенке!

Японцы, к его удивлению, поняли, дружно вскинули руки вверх, сбились в одну кучу.

— Ну вот и норма,— проговорил он, с интересом рассматривая пленных. Смертников-камикадзе он представлял чуть ли не с рогами и хвостами. Но перед ним жались обыкновенные люди с посиневшими от страха лицами. Съежившись, они глядели на веснушчатого проворного русского в сдвинутой набекрень бескозырке, кого и пуля не брала, и осколки летели мимо, и кто до Берлина шел четыре года из своих двадцати двух.

В эти мгновения Будурук, прижимая к ране окровавленный бинт, изнемогая от жары, пытался выбраться из огненного кольца. Но бензин разливался скорей, чем он мог передвигаться.

А Акимову страшно хотелось курить. В секунды затишья достать бы кисет... Но он опасался сделать это. Тогда он поймал кончик своего прокуренного уса и стал жевать.

Промчалась ночь. Занялся новый рассвет. Встало непривычно огромное плоское солнце. Наступал день 18 августа. Бойцы из морского десанта прыгали с катеров и плашкоутов в воду, в радугу ослепительных брызг и, разворачиваясь в цепи, бежали к аэродрому.

У Акимова к этому времени коричневый ус побелел, стал прозрачным и тонким. Лейтенант Клевцов едва стоял на ногах от усталости. Табарыкин вывел пленных камикадзе.

У сгоревших самолетов нашли Будуру-ка и Федосова — в него все же попал часовой. Убитых положили вместе и, перед тем как положить в братскую могилу, накрыли флагом.

Камикадзе и солдаты в куцых зеленых куртках и желтых обмотках жались друг к другу, глядя на суровый русский обряд. Быть может, ждали от славян кровавой тризны. Вдруг один из пленных рухнул на колени и, протянув руки к солнцу, что-то закричал.

— Встань, чучело,— хмуро проговорил Табарыкин.

После того как над могилой вырос холмик черной парамуширской земли, Табарыкин протянул Акимову портсигар:

— Кури, дядя...

Вдали серебрилось море. Вдоль берега шли корабли, готовясь к последнему бою.

Е. ФЕДОРОВСКИЙ Рис. М. Федоровской