Юный Натуралист 1986-05, страница 46

45

еще мокрого жеребенка в снятую с себя рубашку, бережно поднял на руки и унес в село.

Дома уложил жеребенка в лохань с разогретыми на пару целительными пшеничными отрубями, из соски напоил теплым парным молоком... Вскоре Буланка — так назвали лошадку — весело прыгала по двору на радость маленьким Андреевым детям.

Весною пастух передал ее в колхозный табун под надзор опытных коневодов, а к концу лета Буланка выросла в светло-соломенную красавицу с черным хвостом и такой же гривою.

В августе 1941 года в село на танках ворвались фашисты.

Красота выхоженной людьми лошадки и-стала ее несчастьем.

Комендант полевой жандармерии майор ф"Ьн Роннель приказал солдатам поймать на лугу Буланку и отвезти на станцию для отправки в Германию.

Противотанковый артдивизион, в котором Андрей Выгонный был орудийным заряжающим, занял позицию между лесистой балкой и хуторским немецким поместьем.

К утру орудия успели надежно замаскировать, и потому, низко описав в небе полукруг, тяжелые «хейнкели» наугад сбросили бомбы на кирку и подсобные строения.

Когда затихли бомбовые разрывы и едва рассеялся смрадный, чесночного запаха черный дым, артиллеристы подняли из окопов головы и в просвете между поместьем и лесистой балкой увидели во все стороны мчавшихся от разбомбленных сараев коней. Некоторые по скату балки убегали вниз, в кустарники, другие сбились в страхе у опушки.

Услышав взывающе-протяжное ржание, Андрей вздрогнул. Еще ничего не осознавая, привстал над окопом, вгляделся в бегущих лошадей, затем столь же неосознанно сбросил с себя шинель и заторопился туда — к лесистой балке.

Ржание лошади щемящим чувством отозвалось в сердце Андрея. Он не знал, куда и зачем бежит, просто звала неизъяснимо-таин-ственная сила, чтобы помочь кому-то в беде — единственному, только от тебя ждущему помощи. Эта тайная сила неудержимо гнала Андрея к балке, торопила успеть туда, не опоздать.

Перед запутавшимся в густом терновом кустарнике светло-желтым конем с черной как смоль гривою Выгонный, точно ударенный ветром в лицо, вдруг отшатнулся назад. Но враз выпрямился, выкинул перед собой руки и, повторяя вполголоса: «Буланка», стал радостно прижимать к своему лицу морду притихшего, успокоенного животного...

Весна сорок пятого года вместе с запахами пороха, дымом бомбовых разрывов и орудийным гулом несла людям самое святое — счастье свободы. По всем дорогам на Восток в те апрельские дни возвращались на родину со скудными котомками за плечами освобожден

ные люди. Среди них Андрею посчастливилось найти своих землячек из Вознесенска на Буге.

Артмастера и оружейники добротно восстановили одноконный возок на легком резиновом ходу, батарейные умельцы сшили для Буланки хомут из мягкой кожи и удобную ременную упряжь. И когда все, вплоть до бидона с питьевой'водой, было собрано в путь, Андрей попросил женщин довести Буланку до родной солдату Евгеньевки и вместе с письмом передать ее там председателю колхоза.

Бывшие невольницы поклонились в пояс командиру и воинам, дали слово, что исполнят их святую просьбу...

Долгим и нелегким был тысячеверстный путь Буланки.

Болели избитые на трудных дорогах некованые копыта, от усталости саднили бока и спина, но женщины сберегли коня. Поили чистой колодезной водой, влажными платками обтирали на привалах вспотевшие бока лошади, выпрашивали в попутных селах по горстке овса, давали отдохнуть в дороге, и Буланка чувствовала заботу и, несмотря на усталость, упорно шла к дому.

В Евгеньевку они въехали на исходе третьего дня мая 1945 года, где их радушно встретили земляки и председатель колхоза Максим Степанович.

Письмо на шести тетрадных листах, написанное и отосланное Максимом Курно-сенко на фронт Андрею Выгонному, опоздало.

При штурме укрепленного рва в предместьях Берлина Андрей Захарович Выгонный погиб вместе со своим орудийным расчетом 29 апреля 1945 года — за девять дней до окончания войны.

Н. ЗУБЬЯКОВ

В ЧУЖОМ ДОМЕ ВОДЯ НЕ СВОЯ

Кажется, ничто не предвещало беды. День стоял солнечный, радостный. Воздух был пропитан запахом меда, а звенящую тишину нарушали только птичьи голоса да ровное жужжание пчел. Как будто и не было войны, не было наполовину сожженной деревни за этим заросшим оврагом.

Как всегда в такие погожие дни, дед Василий расположился на траве неподалеку от ульев, греясь на солнышке, и, затаив дыхание, следил за суетливой жизнью пчел, не переставая удивляться их трудолюбию.

Вдруг за спиной он услышал шорО*. Насторожился и увидел, как, раздвинув заросли бурьяна, появились два фашиста с автоматами. Прямо перед ними стояли два улья с жи