Юный Натуралист 1987-02, страница 36

— Что, не попали на Кардывач, только на Пслухе были? — спросила она, приветливо улыбаясь.

— Нет, все-таки успели до снега сходить на Аишхо-2, полюбовались горными высями, хотя бы издали. Теперь бы еще побывать на кордоне Лаура. Ведь там новая станция фонового мониторинга?

— Мы как раз туда едем, везем очередную смену наблюдателей.

Дорогой Валентина Андреевна рассказала, что метеостанция в Красной Поляне работает с 1924 года, а новая станция на Лауре (так называется речка, впадающая в Ачипсе — правый приток Мзымты, кордон же стоит на месте слияния Ачипсе и Лауры) стала действовать только после того, как заповедник получил статус биосферного в 1983 году. Она отличается от прежних тем, что, кроме обычных метеорологических наблюдений за температурой и влажностью воздуха, за осадками, ветром, облачностью, здесь ведутся очень сложные исследования, которых Не было в прежних программах.

Наш «уазик» резво бежал по долине Ачипсе. Вдруг на дорогу выскочил молодой зайчишка, проскакал сотню метров и спокойно уселся у обочины. Видно, понимает косой, что такое заповедность!

— Вот и наша Лаура. Видите тот зеленый домик? Прошу в гости.

Двое дежурных наблюдателей разносили по журналам очередные показатели приборов. Прямо из окна виднелась и сама станция с большой серебристой будкой посередине. Она расположилась чуть выше кордона, на живописной открытой поляне. Валентина Андреевна позвала нас за собой и пошла по тропке на поляну.

— Здесь обычные метеобудки, термометры, самописцы, которые есть на всех постах и станциях. Но вот эти «работяги»,— она указала на небольшие приборы в дальних углах площадки,— называются «кипарисы». С их-то помощью мы и ведем отбор проб воздуха на загрязнение.

— Да, но какое же здесь загрязнение? Кругом одни только заповедные горы, а воздух так чист и прозрачен!

— Конечно, на первый взгляд этот воздух совершенно чистый, горожанам не надышаться, но так только кажется. Представьте себе, что специальные фильтры в приборах за одни сутки из белых становятся совсем серыми. К сожалению, на всей планете, даже в самых дальних и чистых местах воздух так или иначе загрязнен. Чаще всего в этом повинна промышленность, хотя бывают загрязнения при выбросе больших масс вулканического пепла при извержении крупных вулканов.

Здесь, в условиях биосферного заповедника, мы прежде всего изучаем фон, то есть общий уровень глобального загрязнения. В этом-то и кроется главный смысл создания таких станций мониторинга. Потом уже в специальных химических лабораториях по данным этих приборов будет определяться содержание в этом воздухе частиц свинца, мышьяка, ртути, кадмия, сульфатов. Прямо в Красной Поляне мы узнаем содержание пыли, сернистого газа и ангидрида. Отдельно посылаем пробы для анализа на пестициды — ДДТ, гексахлоран,— они, к сожалению, тоже присутствуют в воз-Духе.

В больших городах, где развита промышленность и загрязненность воздуха значительно больше, тоже ведутся детальные наблюдения. Их результаты можно сравнивать с нашими, если принимать здешние показатели за контрольные. Вот почему так важно, чтобы не было здесь никаких посторонних влияний.

Мне показалось, что Валентина Андреевна невольно бросила взгляд на ближайшие домики.

— А если невдалеке затопят печку или костер разожгут, не скажется ли это на показаниях ваших приборов?

— Разумеется, скажется! Вот почему на кордоне можно пользоваться только электроэнергией. Разве что какие-нибудь нарушители иной раз испортят картину. Такие же пробы на разные загрязнители мы берем из атмосферных осадков (в том числе снега), из речки Ачипсе, исследуем почву и растения на разных высотах. Все это требует частых регулярных проверок, нужна сложная аппаратура, поэтому небольшой коллектив станции