Юный Натуралист 1988-02, страница 4

Глухарь.

санно, и кроны их редко смыкаются. Вокруг не теснятся заросли кустов, не шумят буйные травы. Лишь неприхотливые, ко всему привычные мхи и лишайники растут на бедных подзолистых почвах, устилают их причудливым серо-зеленым ковром. На чистом его покрывале видна каждая веточка, каждый упавший с дерева сучок. Просторно, светло.

Словно колонны, возвышаются стройные сосны с красноватыми стволами. Пройдешь по такому лесу — под ногой захрустит, будто наступил на яичную скорлупку. И след останется надолго — очень уж хрупки кустики лишайника, особенно в засушливую погоду. Сколько их здесь! И в прозрачных, пронизанных светом лесах, и на склонах безлесных возвышенностей. Особенно много ягеля — оленьего мха. На самом деле это не мох — лишайник, по-латыни — кладония.

Где много ягеля, там и северные олени. Ведь это основная пища оленей, особенно зимой. Довольствуясь полусухими кустиками кладонии, крупные могучие животные набираются сил, чтобы перенести любую непогоду. Но ягеля им нужно много. На просторах Русской Лапландии, где ягель покрывает огромные пространства, исстари водились неисчислимые стада диких оленей. Поголовье их было так велико, что казалось, никогда не исчезнет. Но так было до поры до времени. В 1929 году, когда направленная сюда научная экспедиция провела учет, обнаружилось, что «дикарям» грозит вымирание. Их осталось совсем немного, и то в самых отдаленных, глухих районах. Для спасения диких северных оленей и был создан Лапландский заповедник.

Лапландия. Так издавна называлась северная оконечность Скандинавского и весь Кольский полуостров, земля, ограниченная четырьмя морями — Балтийским с юга, Норвежским с запада, Баренцевым с севера и Белым с востока. Долгое время — с начала и до конца прошлого тысячелетия — единственными обитателями этих мест были саамы. Русские звали их лопью или лопарями, на западных языках это были лаппи или лапландцы. Немногочисленная народность жила натуральным хозяйством, в полном согласии с природой — по-северному ранимой и не слишком щедрой.

Саамы не вырубали лесов. Свои незатейливые жилища — вежи — они устраивали на открытых местах, где ветер сдувал комаров и мошку и где издалека можно было заметить приближение врагов. Следы веж — четырехскатных шалашей, сложенных из плах и покрытых пластами дерна, с отверстием для дыма наверху и с кострищем в середине — до сих пор еще остались на берегах некоторых рек и озер.

Топливом для очага служили сухостой и валежник, в изобилии встречавшиеся на каждом шагу. Лес был и источником существования: охота и рыбная ловля, летом сбор грибов и ягод обеспечивали всем необходимым. Главным объектом охоты саамов были северные олени. Но охотники, вооруженные немудреными орудиями добычи, не могли сколько-нибудь заметно уменьшить многочисленные стада. Много ли добудешь оленей с помощью примитивного самострела «юухкс» или ловчей изгороди «аньгис», направляющей оленей к замаскированным ямам? К тому же, не умея хранить продукты, охотники и не стремились запастись пищей больше, чем на несколько дней.

Шло время, на смену самострелам пришло в XVIII столетии огнестрельное оружие. Постоянные преследования хорошо вооруженных людей стали оттеснять диких оленей с привычных мест обитания. А когда в XIX веке начало бурно развиваться оленеводство, домашние стада захватили все лучшие пастбища.

Диким оленям стало не хватать корма. Ведь целый гектар ягельного пастбища может прокормить всего пять оленей в день. А растет лишайник очень медленно, особенно в северных краях. На один-два миллиметра — на булавочную