Костёр 1964-09, страница 15

— Я знаю, — сказал Саша. — Ты волнуешься, что от папы нет давно писем.

— О, какой у меня наблюдательный сын, — сказала мама и попыталась улыбнуться, но из этого ничего не вышло.

Они замолчали. В комнате появились темные углы. Горела только настольная лампа под зеленым абажуром. Потом они услыхали звук шагов.

— Геркулес, милый Геркулес, — прошептал Саша.

— Что ты там шепчешь? — спросила мама.

— Ничего, — ответил Саша. — Ты слышала, по коридору кто-то прошел?

— Это Петр Петрович, — сказала мама.

— А по-моему, это кто-то другой, — сказал Саша. — Например, Геркулес. — Ах, как это имя звенело у него в голове и камешком каталось во рту. — Знаешь что, пойдем в комнату Петра Петровича, и ты посидишь в волшебном кресле.

— Нет, Саша, — сказала мама, — мне надо работать.

— Даже если тебе не хочется? — спросил Саша.

— Надо уметь себя заставить, — сказала мама. — И потом, я уже взрослая, и мне ни к чему сидеть в волшебном кресле.

— А Петр Петрович, — сказал Саша, — совсем старик, а сидит. Он говорит, что это ему помогает думать. Пойдем, я тебя очень прошу.

Мама встала, взяла Сашу за руку. Их зеленоватые длинные тени упали на стену, прошлись по занавескам и вышли в дверь. В коридоре они растворились — там не было света.

Они вошли в комнату Петра Петровича и в темноте подошли к волшебному креслу. Было тихо-тихо.

— Ну, садись, — великодушно предложил он матери. — Садись, а я постою рядом.

— Здравствуй, кресло, — сказала мама. И слегка качнулась в нем, как это делал всегда Саша.

Кресло снова прозвенело свою песню.

— Ведь я что волнуюсь, — сказала мама,— он пошел на штурм действующего вулкана, Авачинского. А вулкан этот выбрасывает лаву, ее температура семьсот градусов, ну, это все равно, что раскаленная, клокочущая сталь, выпущенная из доменной печи. А ему, видите ли, обязательно надо спускаться в кратер вулкана.

— Он это делает ради науки, — сказал Саша,—Он говорил мне: вулканы — пушки земли. Они стреляют лавой, а эту лаву можно собрать, и потом узнаешь, что делается глубоко-глубоко под землей.

— В прошлом году он сломал себе руку,— сказала мама. — А в позапрошлом году его так ударило глыбой лавы по спине, что ему пришлось пролежать целый месяц. А ты видел, какие у него руки? Все в ожогах.

Они снова помолчали. За окном в небе полыхали отсветы большого города.

— Можно я сяду рядом с тобой? — спросил Саша.

Мама подвинулась и он сел, и стал раскачиваться, и звенеть струнами, и этот нежный звук струн раздавался у них в ушах и чуть-чуть веселил их души. Теперь для них не существовало темноты, одиночества, далеких расстояний.

— Как хорошо, что ты привел меня сюда,— сказала мама. — Конечно же, Сергей прав, что поехал на Камчатку, что взбирается на эти вулканы, а потом, точно цирковой акробат, спускается в кратеры. Мягкое, глубокое, мудрое кресло, я буду терпеливо ждать его писем.

Мама обняла Сашу за плечи и потихоньку укачивала его, точно маленького. Сколько они так просидели, неизвестно, но только Саша слышал, как к нему подошел Геркулес, тронул его за плечо и сказал:

— Вот я и пришел. Прости меня, что я так неожиданно исчез, но здесь раздались чужие голоса.

— Это Петр Петрович, — сказал Саша.— Правда, он не такой сильный, как ты, но тоже герой. Некоторые взрослые кое-что не понимают, а он все-все понимает.

— Ну, я слушаю, о чем ты меня хочешь спросить?

— А ты не будешь надо мной смеяться? — спросил Саша.

— Ни за что! — сказал Геркулес. — Клянусь тебе именем богини Афины Паллады.

— А-а-а, — сказал Саша. — Вообще-то я в бога не верю, мы теперь знаем, что бога нет. Но ведь ты жил три тысячи лет назад, и у тебя не было другого выхода.

— Афина Паллада — богиня мудрости,— сказал сердито Геркулес. — Она не позволит мне соврать.

— Прошу тебя, не сердись, — сказал Саша. — Если бы ты жил в наше время, ты бы тоже не верил в бога, Геркулес, — Саше было неловко, и он тянул время. — Скажи, тебя не дразнили «девчонкой» за то, что ты носил длинные волосы?

— Я не обращаю внимания на глупых людей, а умные никогда никого не дразнят.

— А меня дразнят «девчонкой». Это Гошка Сапегин придумал, хотя он совсем, по-моему, не глупый.

13