Костёр 1964-09, страница 12

знал букву «А», но перед ним был чистый лист бумаги, и он боялся к нему притронуться. Вдруг напишет что-нибудь не так.

Саша взял тетрадь и отправился к Петру Петровичу. Может быть, тот выручит его. Но Петра Петровича не было дома, а в углу комнаты так заманчиво темнело волшебное кресло, и Саша решил немного посидеть в нем. Он сел, кресло печально и жалобно скрипнуло, точно оно было чем-то недовольно.

— Ну-ну, — крикнул Саша и сильно качнул кресло. Пружины привычно и звонко откликнулись на его призыв.

— Эх ты, буква «А»! — Снова закричал Саша. — Неужели ты думаешь, что я тебя боюсь?

— Нет, нет, нет, — ответил он себе жалобным, тоненьким голоском. Почему-то ему хотелось унизить букву «А», и поэтому он говорил за нее таким робким голоском. — Я совсем этого не думаю.

— То-то, — крикнул Саша своим голосом.

...И понеслось. Он махал в воздухе рукой,

словно быстро-быстро писал на невидимом листе, и буквы сами собой выскакивали у него из-под пера, и ровными рядами ложились одна к другой. Это он писал у доски, и весь класс, и Александра Ивановна, и сам нахальный Гошка, все смотрели на него с открытыми ртами, а он писал и писал. И Александра Ивановна сказала: «Прости меня, Саша, что я говорила, будто ты можешь вырасти дурачком, этому никогда не бывать».

Саша соскочил с кресла, подбежал к книжной полке, выхватил самую толстую книжку, открыл ее на первой странице и хотел уже вслух начать читать, чтобы все видели и слышали!

Он верил в чудо, вот сейчас он начнет читать, и эти неприступные, гордые книги откроют ему, наконец, свои тайны... Вот сейчас... Он уже пожирал буквы глазами, и ждал, что они начнут у него складываться в слова, и чудная музыка чтения, необыкновенная музыка чтения сорвется у него с языка... Право, лучше бы Саше оставаться в волшебном кресле, там так легко и удобно...

Саша поставил на прежнее место книгу и решил отправиться во двор. Надо ему погулять, тем более, что лозунга «Кто не работает, тот не гуляет» — вообще нет.

Он вышел во двор и оглядел поле сражения. Двор был пуст, только в углу, в песочке, возилась Маринка, его старая подружка. Раньше они были неразлучными друзьями.

Маринка увидела Сашу и замахала ему рукой— мол, иди сюда скорее. Саша поколебался, ведь теперь между ним и Маринкой была

огромная пропасть: он учился в ШкОле, а Маринка по-прежнему ходила в детский сад. Он нехотя подошел.

— Ну? — сказал он.

— Задаешься? — спросила Маринка.

— И не думаю, — сказал Саша. — Просто устал в школе.

Маринка вздохнула:

— А я, когда пойду в школу, никогда не буду уставать.

— Много ты знаешь, там одних букв столько нужно выучить — голова кругом идет.

— А как зовут твою учительницу?

— Александра Ивановна. У нее есть орден Ленина. Ты когда-нибудь видела орден Ленина?

— Конечно. По телевизору.

— Ох, рассмешила. А ты на живых людях видела?

— Нет еще... Но ты будешь со мной дружить по-прежнему?

— Ладно, буду, — согласился Саша и тут же забыл о Маринке, потому что в глубине их двора стоял гараж, и сейчас ворота этого гаража были открыты настежь.

Ну, машины — это была его страсть. Он знал все марки советских автомобилей. Саша подошел к открытым воротам гаража, осторожно заглянул и остановился на пороге. Дальше идти без разрешения он боялся.

Шофер, который возился в моторе «волги», совсем молодой на вид парень, поднял голову и улыбнулся ему.

— Здравствуйте, дядя,— сказал Саша.

— Здравствуй, малый, если не шутишь,— ответил шофер.

— Я не шучу. — Саше понравилось, что шофер назвал его «малым». Это для него звучало необычно, ну, вроде, как он сродни стал этому необыкновенному человеку, от которого так хорошо пахнет бензином, мазутом и еще чем-то таким, отчего просто захватывает дух.

— А если не шутишь, — вот тебе ведро, принеси воды, — сказал шофер. — Вон там в глубине гаража есть водопровод.

Саша взял ведро, и дужка глухо звякнула, как пружина на волшебном кресле. И он, Саша, пошел в глубь гаража. Он ставил ноги на пол в пятнах масла и мазута, в запахе резины и клея.

В гараже было полутемно, но Саша совсем не боялся, он легко и свободно шел между машин. Потом набрал полнехонько ведро воды, еле дотащил, а когда шофер сказал, что ведро, пожалуй, было для него тяжелым, он улыбнулся: «Ерунда, мол, не такие ведра таскали», хотя в своей жизни не притащил ни одного ведра воды, и сейчас, когда тащил, от

10