Костёр 1967-02, страница 44

в круг Дик. Сейчас они остановятся. Охота удачная! Усталые, с добычей возвращаются охотники домой. Жжет солнце. Голые деревья не дают тени...

Хорошо выступили ребята. И никто не пожалел, что Куни не пришел.

Барабаны смолкли. Едва-едва двигаются ребята. Но что это — Осей падает? Неужели он все испортил? Может быть, у него подвернулась нога?

Молчат и смотрят люди. Теперь по кругу ходят только четверо. Очень медленно ходят. Осей лежит на земле, подогнув ногу. Ребята тихо нагнулись к Осею. Они подняли его на плечи, чего-то ждут. Снова загремели барабаны, и медленно пошли ребята мимо трибун. У самого центра Осей вдруг спрыгнул, и все упругими прыжками двинулись к выходу. Будто и не устали. Значит, Осей нарочно? Куни понял: охотники идут домой, а злой черный скорпион вылез из-под камня. Осей не заметил его. Быстро мелькнул изогнутый хвост. Боль разлилась по ноге. Охотник упал. Четверо других наклонились над ним. Перевязали ногу, выдавили яд. Вот они уже несут его...

Праздник заканчивается. Привстал вождь, он зовет ребят. Дальше смотреть уже не интересно.

Дик, Осей и другие подходят к трибуне. Они поднимаются по ступенькам. Куни никогда в праздник не был на трибуне. Раньше ребят сгоняли с трибун. Праздники были для взрослых. Сейчас танцоры стоят рядом с вождем и, уж конечно, не думают о Куни. Он бы тоже не вспомнил ни о ком. Ведь так хорошо слушать, когда тебя хвалят. Что говорит вождь, Куни не слышно. Потом выносят подарки, настоящие маленькие барабаны и копья.

— Я не хочу больше смотреть, — сказал Куни. И попросил:— Спустите меня.

— Ничего, мальчик, когда-нибудь и ты будешь танцевать на празднике. Ты еще станцуешь лучше всех.

Великан нагнулся и вдруг вытащил откуда-то большой ананас.

— Бери, бери... Это же твой праздник.

Куни еле поймал ананас.

У него кружилась голова. Наверное, зря убежал из больницы. А на трибуне все еще стояли ребята с подарками в руках. Вразнобой гремели барабаны. Праздник кончился. Куни медленно побрел в больницу.

Все-таки хорошо, что он увидел, как танцевали ребята. В следующий раз он придумает что-нибудь новое, и все будут удивляться, какой он умный... Но когда еще будет этот следующий раз? Сейчас-то подарки получили другие... Хоть бы пришел кто-нибудь, одному думать о празднике обидно.

И пришел доктор. Он сунул градусник Куни в рот и, видя, что мальчик молчит, заговорил сам:

— Больной, конечно, чувствует себя неплохо. Он, наверное, мог бы даже встать с кровати. Я думаю, он смог бы даже нарушить наши правила и убежать на стадион, если бы очень захотел. Но он этого не сделал. Он дисциплинированный больной.

Куни держал градусник во рту и молчал.

И вдруг ввалились ребята. Усталые, пыльные, с копьями и барабанами в руках.

Куни догадался — наверное, это Дик предложил прийти, чтобы похвастаться подарками.

Рассказывать стали все сразу. Если бы Куни не видел все сам, он ничего бы не понял. Стадион с людьми и трибунами еще кружился перед глазами у ребят. Куни притворился тяжело больным. Он даже закрыл один глаз и тяжело вздохнул.

Доктор сочувственно закивал головой.

— Тише, — сказал он, — видите, больной в тяжелом состоянии. Не утомляйте его долго.

— Ты и вправду плохо выглядишь. — Осей скорчил сочувственную рожу. — Тогда мы сейчас не будем рассказывать, что Дик сказал вождю.

Куни промолчал. Не хотят и не надо...

— Лучше ты, Осей, расскажи, как вы плясали, — Куни говорил совсем тихо.

Рассказывать начал Дик:

— Мы танцевали очень плохо, Куни. Я так жалел, что не было тебя, и очень боялся начинать главное. У меня получилось совсем плохо.

Куни хотел возразить, но передумал. Пускай Дик считает, что Куни станцевал бы лучше.

— Мы танцевали плохо, но вождю понравилось. Он даже подарил нам все это.

Но Куни не стал разглядывать. Может, его утомили разговоры?

Дик что-то еще говорил. Ребята рассказывали, как упал Осей и как тяжело было тащить его. Потом Осей закричал, чтобы дали рассказать Дику, но тот молчал. Он, видно, заметил, что Куни неприятно его слушать. А Осей ничего не заметил. Ему хотелось все рассказать самому.

— Тогда расскажу я. — Осей подошел к самой кровати. — Вождь долго благодарил нас.

Куни лежал с закрытыми глазами.

— И тогда Дик сказал о тебе.

Куни даже привстал. Теперь он забыл, что тяжело болен. Дик сказал о нем? Но что? И зачем?

— Дик все сказал о тебе, что это ты учил нас и что ты танцуешь лучше всех.

Куни поискал глазами Дика, но тот исчез.

Зачем это Дик говорил о нем? Сам Куни ни за что не сказал бы вождю, что кто-то танцует лучше. И почему Дик ушел?

— Тогда вождь послал еще за одним барабаном и копьем и сказал, что обязательно поедет в столицу, когда ты там будешь плясать. А потом, когда у нас откроют свой театр, мы будем настоящими артистами.

Куни не знал, кто такие артисты. Наверное, богатые, если о них говорит сам вождь. Теперь Куни не жалел, что он смотрел праздник. Совсем не жалел. Он все хорошо видел. О нем знает вождь. Он будет артистом. И у кровати, рядом с ананасом, лежит звонкий маленький барабан и острое копье, обтянутое посредине блестящей мягкой кожей. Только почему Дик все-таки говорил о нем? Разве не лучше, если бы хвалили одного Дика? И приятнее, если копий в классе не так много. Все бы завидовали.

Вернулся доктор и выпроводил ребят.

Куни смотрел на барабан и раздумывал, сказал бы он вождю, если бы болел Дик, или нет. Может быть, тоже бы сказал?

Куни так и не придумал ничего. А когда нагнулся, чтобы достать ананас, то подумал: наверное, надо было бы угостить и Дика...